Моя мать смеется

Иногда я сплю почти всё время, но это не страшно, потому что я очень люблю свою кровать, особенно парижскую, и брюссельскую тоже, нью-йоркскую чуть меньше, потому что она слишком мягкая, и у меня от нее болит спина, но, к счастью, сейчас один из моих учеников подогнал мне доски по размеру матраса, потому что после отъезда С. я столько времени провела в кровати и у меня так сильно болела спина, что однажды я убрала каркас кровати и положила матрас на пол, после этого спина стала болеть меньше, но матрас лежал так низко на полу, что мне стало трудно с него вставать, сама не знаю почему, кроме того каркас кровати мешал мне обходить матрас, то есть я могла пройти, но приходилось быть внимательной, потому что всё время больно стукалась ногами о каркас. Однажды пришла М. В итоге я воссоединилась с М. И мы снова стали близки. Словно никогда не расставались.

Она поставила каркас с другой стороны, я больше об него не спотыкалась, и я спросила себя, почему я сама до этого не додумалась, и сказала себе, ну конечно, я не могу придумать такое, потому что я непрактичная, разве что иногда.

Однажды мне довелось, когда мы с подругой остановились в номере мрачного отеля на берегу моря во Франции и обе не могли уснуть, потому что слив в бачке всё время тек, мне даже довелось открыть бачок сверху. Я сунула внутрь махровое полотенце, и, слава богу, после этого можно было спать, и моя подруга не могла поверить и всегда вспоминала о том, как я сумела хоть раз проявить практичность. И когда нам хотелось посмеяться, мы пересказывали друг другу эту историю, смеялись и говорили, какая практичность. Теперь мы вместе не смеемся, потому что обиделись друг на друга. Мы могли бы еще давно обидеться, особенно я на нее, по крайней мере, я так думаю; она наверняка думает иначе, но теперь это уже не моя проблема – ставить себя на ее место и думать о том, что она могла подумать, потому что мы уже поссорились и, думаю, это навсегда, по крайней мере, пока. И, странное дело, хотя у меня из-за стольких вещей болит сердце, из-за этой – нет: видимо, я и вправду на нее обиделась, и сейчас, когда мы больше не видимся, потому что обиделись друг на друга, я уже не обижаюсь, но это только потому, что мы больше не видимся, и она не дает мне новых поводов обижаться. Я так ее любила и больше не люблю, я так ее любила, она меня, вероятно, тоже, но как только появлялся кто-то еще, как только появлялся мужчина, я хочу сказать, любовь, которая у нее ко мне была, больше не имела значения, и я ее понимала, я тогда страдала молча, но так хорошо понимала, что не хотела показывать, что страдаю, я тогда столько улыбалась, что у меня щеки начинали болеть. Я делала вид, что всё хорошо, и она тоже. Но всё было плохо, по крайней мере, для меня, тогда я куда-нибудь уезжала или делала кучу вещей, например, фильм или что-то еще, что меня увлекало, и я переставала страдать. Я бывала так увлечена, что становилась счастливой, и это действительно было приятно, так бывает не часто, но когда бывает, у меня чувство, как будто я летаю, парю над землей, и вдруг мне становится легко сходить в супермаркет.

Но самое худшее в моей подруге, в той, с которой мы поссорились, было то, что, как только мужчина пропадал по той или иной причине, она возвращалась ко мне и всё начиналось с начала, появлялся новый мужчина и всё повторялось: моя улыбка, от которой у меня болели щеки, всё начиналось с начала, и, конечно, я ее понимала, я всё очень хорошо понимала, так и должно было быть, всё повторялось, и я бралась что-нибудь делать, и жизнь снова становилась такой хорошей. А когда жизнь хорошая, не думаешь, что каждый день понемножку умираешь. Думаешь о том, что жизнь хорошая, что за прекрасная штука жизнь, и пользуешься этим, и тогда уже не спишь столько. Пользуешься и живешь. Всё годится для жизни, и любая ерунда смешит.

Теперь мы больше не в ссоре. К счастью. Я так давно ее знаю, мы вместе пускались во все тяжкие и не только, нельзя продолжать обижаться друг на друга, но это уже другое. Жаль этого, конечно, пара-другая мейлов – всё, что нам остается. Это уже немало, и, возможно, однажды мы снова увидимся, и всё будет как прежде.

Я должна была насторожиться, читая ее мейлы. С самого начала, еще до того, как что-то произошло, к юмору явно примешивалась ревность. Я замечала только юмор. Я ошибалась.

Я всегда скрывала свою ревность, когда она меня одолевала.

Всегда. И тем не менее у меня были причины, полно причин ревновать и страдать, но в мое время было принято молчать.

Например, чаще всего меня бросали ради мальчика, но потом возвращались, затем опять бросали, и я принимала это с улыбкой. Это было глупо, и до сих пор, вспоминая об этом, я говорю себе, что не надо было так делать. Не надо. Но это стало второй натурой.