Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)

— Или мы с мамой недостаточно старались? — продолжает отец, захватывая бумагу двумя пальцами и переворачивая её ко мне. — Может, мы тебя совсем не знаем? — продолжает обвинять.

— За что ты так со мной, пап? — глядя ему в глаза, выдыхаю.

Слёзы потоком льются по щекам.

Морщусь от боли, которая возникает от пронзающего, холодного взгляда.

— За что? — переспрашивает отец и кивает на бумагу. — Я просто хочу знать, — его голос срывается. — Как давно ты принимаешь наркотики?

— Чего? — единственное, что могу прохрипеть отцу.

Наркотики?

Он в своём уме? Я даже не знаю, как они называются. И сколько стоят?.. Да где, блин, их берут вообще?.. В моём окружении нет людей, которые бы баловались чем-то подобным.

— По анализу в твоей крови обнаружен амфетамин, — папа внимательно изучает моё лицо, переносит тяжёлый взгляд на дрожащие руки и снова всматривается в широко распахнутые глаза.

— Что это? — хриплю.

В анализах?

Это какая-то ошибка!

— Амфетамин? — приподнимает брови отец. — Это такое сильнодействующее вещество, Мия. А ты не знаешь?

Резко увожу взгляд в сторону.

— Ты меня сейчас сильно обижаешь, пап, — произношу всхлипывая. — Так сильно, что я такое я тебе не прощу никогда.

Постаревший за сутки отец хмурится, усаживается в кожаное кресло и расстёгивает пуговицы на рубашке, словно ему нечем дышать. Затем проводит пятернёй по волосам. Ерошит их, приводя в хаотичный беспорядок.

— Не простишь? — переспрашивает, поднимая на меня вкрадчивые глаза. — Хм… Не простишь…

Откинувшись на спинку кресла, складывает руки на груди и продолжает:

— А я себе не прощу, если сейчас спущу это всё на тормозах. Ты видела когда-нибудь, как люди умирают от передозировки?

Мотаю головой и шмыгаю носом. Упираюсь в коленки горящим лбом.

— А как за две — три недели превращаются в торчков?

Снова мотаю.

— А я видел, Мия.

В кабинете создаётся абсолютная тишина, в которой я различаю лишь стуки моего сердца.

— Где? — спрашиваю.

— У меня был ночной клуб. Помнишь, я тебе рассказывал?

— Помню, — облизываю пересохшие губы. — Но при чём здесь я?

Разве не бывает так, что результаты анализов приходят ошибочными? В детстве мы с мамой несколько раз пересдавали один и тот же, и он всё время получался ложноположительным.

Папа стремительно наклоняется вперёд, упирает локти в стол и бешено трёт лицо ладонями.

— Я не знаю, Мия. Но я знаю, что случается с нормальными людьми от этой хуйни, — он хрипит, а я вздрагиваю.

Папа никогда при мне не матерился.

Сегодня так много случилось с нами… со мной и с ним… впервые, что мне хочется перемотать этот день и прожить его заново.

— Извини, — говорит он. — От этой дряни, — кивает на белоснежный листок, — просто так не избавиться. Привыкание возникает с первого раза и, если ты пробовала, — его рука снова замирает над лицом, так словно ему физически больно. — Скажи мне сейчас… дочь, я прошу тебя.

Обида застилает мой разум. Он что? Теперь решил меня спросить?

— Сказать тебе? — вскрикиваю. — После того, как ты меня обвинил? Я же ещё должна перед тобой оправдываться?

— Я просто не хочу, чтобы ты страдала, потому что знаю, что это такое.

— Я. Не. Наркоманка.

Выплёвываю ему в лицо каждую букву.

— Я очень хочу тебе верить, Мия, — произносит отец. — Но ни один человек, принимающий наркотики никогда не скажет, что он наркоман. Потому что они воздействуют на эмоциональную часть человека, а приносят вред — его физической части. Никто не признает, что он делает что-то плохое, когда чувствует, как ему хорошо… Это факт.

— Я ушам своим не верю. Ты говоришь какой-то бред. Я вообще не верю, что это ты папа.

— Прости, — цедит отец сквозь зубы. — Но анализ придётся пересдать в моей клинике. А до этих пор ты посидишь дома.

— Это что домашний арест? — возмущаюсь.

— Называй как хочешь. Если новый анализ будет чистый, вернёшься к своей жизни. Правда, с университетом нужно будет что-то решить.

Взлетаю со стула.

— Значит вот так, да? — упираюсь ладонями о столешницу и наклоняюсь. — Ты мне не веришь? Совсем-совсем. Я не заслужила даже капли твоего доверия, хотя всегда была примерной дочерью и старалась.

Понимаю, что пытаюсь давить на него. Ровно настолько давить, насколько силёнок хватает…

— Прости, Карамелька, — с сожалением произносит отец. — Но любовь к собственным детям, это не только бесконечные поглаживания по голове. Быть родителем — это значит вовремя подхватить проблему и постараться помочь тебе справиться с ней.

— Нет у меня никакой проблемы, — визжу на весь дом. — Ты не слышишь меня? — сбрасываю папки с края стола. За ними же летит грёбаный анализ и подставка с канцелярией.

Папа сжимает скулы и тяжело вздыхает. Злится.

— Мы с мамой видим обратное, Мия. Ты стала дёрганной, резко похудела, в прошлом месяце пришёл штраф за проезд на запрещающий сигнал светофора, стала хуже учиться, и у тебя испортились отношения со сверстниками. Ну, а про вчерашнее я уже вообще молчу, — заканчивает речь тоже на повышенных тонах.

— И поэтому твоя дочь наркоманка? — взрываюсь.

— Тогда объясни всё это, — тоже поднимается с места, нависает сверху. — Чтобы я понял!