Пропускает сквозь пальцы длинную тяжёлую чёлку и ослепительно улыбается.
– О да, – закатываю глаза. – Вы были тощие, красные и вечно орущие. Я думала, сойду с ума. Даже не верится, что вам пятнадцать…
– И вы всё такие же вечно орущие, – тянет Мирон с улыбкой.
Мальчики тихо ворчат под нос опровержения нашим воспоминаниям, а я вздыхаю и поворачиваюсь к Громову, когда братья уходят на кухню. Упираюсь лбом в твёрдое плечо в поисках поддержки.
– Пойти с тобой? – спрашивает он, обнимая меня за талию.
– Нет, – мотаю головой. – Но спасибо, что предложил. Люблю тебя.
– Я тебя тоже, что бы ни случилось. Помни об этом.
Поднимаюсь на носочки, чтобы поцеловать обветренные мужские губы, чувствуя, как внутри распространяется приятное тепло.
Всё-таки любовь – великая вещь. В любой непонятной ситуации, словно крылья за спиной чувствуешь и ничего не страшно.
– Я тогда с парнями на кухне побуду, – предлагает Мирон.
Киваю и схватившись за перила, поднимаюсь на второй этаж. Замираю перед светлой дверью, ведущей в новую детскую, а потом захожу без стука. Озираюсь, понимая, что ни разу не заглядывала сюда всё это время. Нежно-розовые пастельные оттенки радуют глаз, а белая мебель отлично дополняет созданную в этом комнате светлую атмосферу.
– Дочка, – улыбается мама и тянет ко мне руку.
Она сидит в мягком кресле рядом с детской кроваткой.
– Привет, – немного неуклюже улыбаюсь и подхожу ближе.
Уставляюсь на маленький свёрток в её руках.
– Иди знакомиться, – подмигивает мама.
Боже.
Она и правда малютка.
Нежные крохотные щёчки, носик-кнопка и розовые милипусечные губки бантиком. Сердце мгновенно топит нежность, погружая его в воздушную сахарную вату. На глаза наворачиваются слёзы, а в душе появляется необычайная радость.
Улыбаюсь как дурочка и тяну руку к будто бы игрушечной ладошке, выглядывающей из тонкого плюшевого одеялка.
– На тебя очень походит, – делится мама, стирая сентиментальную слезинку из уголка глаза. – Такая же черноволосая, смуглая и спокойная. Но это только пока…
– Красивая, – проговариваю восторженно.
Боже. Ну как ты всё так устроил, что вот раз… и появился новый человек?.. Самое главное чудо во вселенной, пожалуй.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю обеспокоенно.
Тут же замечаю у мамы круги под глазами, бледный цвет лица, и тут же чувствую себя законченной эгоисткой. Что бы ни случилось, есть в жизни семьи такие моменты, когда стоит зарыть топор войны и нажать на «стоп-кран».
– Нормально, – пожимает она плечами. – Устала немного.
– Помочь?..
– Пока не надо. Ольга Викторовна всё приготовила к нашему приезду, вовремя вернулась из отпуска, хоть и не планировала так рано. Камилла у нас торопыжка.
– Торопыжка?
– Ну да, родилась раньше. Врачи сказали, что для третьих родов это нормально.
– Я думала… тебе стало плохо, потому что ты увидела…
Краснею виновато.
– А, видео? – хмурится мама. – Расстроилась, конечно, но думаю, что это просто совпадение. В конец концов, кто в твои годы вёл себя идеально? – вспыхивает её лицо. – Кто этот мальчик? Вы встречались?
– Не-ет, – округляю глаза. – Я просто… попала в неприятную ситуацию…
– Ох, – мама качает головой. – Хорошо, что всё закончилось. Папа хотел поговорить с тобой по этому поводу.
Закусываю нижнюю губу и чувствую внутри безудержное волнение.
– Он опять будет ругаться, – делюсь с мамой переживаниями.
– Не будет, он уже успокоился. Беги в свою комнату, я попрошу Ольгу Викторовну его позвать.
Ещё раз пожимаю крохотную ладошку сестрёнки и склоняюсь, чтобы поцеловать тёмные завитушки на затылке. В нос ударяет безумно сладкий аромат.
– Пахнет вкусно, – вздыхаю.
– Я тоже никак не надышусь, – делится мама, тянется, чтобы поцеловать меня в щёку. – Вы так быстро растёте, что только новые дети спасают меня от депрессии.
Посмеиваюсь, выходя из комнаты и отправляясь к себе.
Кажется, что за сутки и здесь абсолютно всё стало… другим. Или я другая...
Не знаю.
В изумлении рассматриваю свои рисунки на стенах, мягкие плюшевые игрушки, выстроившиеся рядком на кровати, и лакированный розовый сервант с коллекционными Барби, с которым мне так жаль было расставаться.
Усаживаюсь на покрывало.
– Отдыхаешь? – спрашивает папа, отворяя дверь.
– Нет, – мотаю головой, внимательно изучая его сосредоточенное лицо. – Тебя ждала…
– Я тебя тоже ждал…
Открываю рот, чтобы съязвить, но тут же его захлопываю и закусываю губу от греха подальше. Хватит быть подростком, если Мирон сказал, что папе есть что мне сообщить, надо откинуть все обиды и… выслушать.
– Ты знаешь, – папа подтягивает стул ко мне поближе и усаживается напротив. – Наверное, в жизни порой необходимы такие ситуации.
– Интересно, зачем?
Отец пожимает плечами и внимательно изучает выражение моего лица. Словно ищет обиду или злость, а когда не находит, удовлетворённо вздыхает и продолжает:
– До неё я и не подозревал, что ты можешь просто о чём-то не договаривать. Я думал у нас более доверительные отношения.
– Я тоже очень на это рассчитывала.