Моя милая ужасная невеста

– Вижу, что не понимаешь, – вздохнула мама и, поморщившись, помахала рукой: – Просто принеси сундучок.

– А может, все-таки не надо? – тихо и жалобно спросила я.

В голове звучал издевательский хохот того самого «садовника» из гардеробной, об истинной энергичности которого мама понятия не имела.

– Буду прямолинейной! – рявкнула она, потеряв терпение. – Я не готова стать бабушкой! Принеси ларец.

Выразительный взгляд родительницы заставил меня подняться с дивана и притащить нарядный ларь. Внутри что-то подозрительно звякало. С важным видом мама пристроила его на колени и подняла крышку. Стенки тайного хранилища светились, намекая, что оно охраняется магическим заклятием.

– Запоминай! – приказала мама и продемонстрировала круглую бутылочку с картонной карточкой, привязанной к узкому горлышку. – От детей.

– Что мне с ним делать? – не выдержала я.

– Строго следить за сроком годности! – отрезала она. – Принимать перед… вспашкой клумбы.

– Перед чем?

– Перед всем!

– Ох уж эти садовые метафоры, – проворчала я.

Мама недовольно покачала головой, дескать, будь серьезнее, дочь, и показала новую склянку:

– Успокоительное.

– Если я распсихуюсь от странных разговоров о клумбах и садовниках?

– Если мужчина не пожелает держать себя в руках! – объявила мама. – Десять капель на стакан воды, и он расхочет превращать твоего отца в деда.

Святые демоны, как я до этого докатилась?!

Между тем из сундучка появилась новая склянка.

– Это снотворное, – пояснила неугомонная родительница. – Двадцать капель, и мужчина спит как младенец. Во сне мужчинам не хочется заниматься разными глупостями. И последнее: средство для мигрени.

– Ты хотела сказать: от мигрени? – поправила я, разглядывая крошечную склянку.

– Нет, для мигрени. Две капли, и от головной боли мужчина не сможет думать о пагубных для твоего образования страстях. Он в принципе не сможет думать. Средство серьезное, пользуйся только в самом крайнем случае. Болезные мужчины капризны и требуют тщательного ухода.

– А это что? – не поняла я, когда мама вытащила из сундучка черную бархатную тряпицу с завязками. – Мне связать его, что ли, чтобы руки не распускал?

– Нет, это просто моя маска для сна, – пояснила матушка, аккуратно опустила крышку ларца и протянула его мне: – Владей, дочь моя!

Нехотя забрав сундучок, я пристроила его на коленях и приготовилась дальше внимать материнской мудрости. Все равно после красочных садово-оранжерейных сравнений опозориться сильнее невозможно. Некоторое время мы сидели в дивном молчании и с одинаково вопросительными улыбками смотрели друг на друга.

– Если хочешь еще что-нибудь узнать, то спрашивай, – неожиданно подбодрила она. – Не надо стесняться! Кто тебе еще расскажет о важных вещах, как не мать?

– Нет-нет, ты все очень доходчиво объяснила, – мигом отказалась я от удовольствия узнать другие способы, как не сделать ее бабушкой, и быстренько поднялась с дивана. – Время позднее, завтрак ранний. Давай ложиться.

Быстренько сунув ларчик на ступеньку винтовой лестницы, я двинула в сторону кровати, спрятанной в небольшой специально отделенной комнатушке.

– Ты хочешь спать в платье? – удивилась мама.

Хороший вопрос.

– Собиралась расстелить постель, – сочинила на ходу и, изобразив не слишком убедительный зевок, протянула: – Но если ты сама, то переоденусь. Глаза уже слипаются.

В гардеробную я прошмыгнула через едва приоткрытую дверь, чтобы случайно не продемонстрировать засевшего в недрах Торстена. Озаренный тусклым светом настенного светильника, он замер в позе властелина одежного королевства: скрестил руки на груди и прислонился к высокому комоду, словно каждый день застревал в гардеробах у девушек. Почти черные глаза смеялись, на губах цвела издевательская улыбочка. Одна из самых бесящих, вызывающих во мне логичное желание залепить ему в физиономию заклятием немоты, но мы и без магии были вынуждены молчать.

Скривившись в ответ, я заставила его потесниться и выдвинула ящик комода. Без зазрения совести Закари заглянул в полку с нижним бельем, обнаружил черный кружевной корсет, лежащий сверху, и уважительно округлил глаза.

– Расстегнуть? – тихо-тихо промурлыкал он и нахально провел пальцем по пуговичному ряду у меня на спине.

– Лучше рот себе застегни… садовник, – едва слышно отозвалась я и вдруг, сама от себя не ожидая, от этого слова (да и вообще от всей идиотской ситуации) громко и нервно прыснула от смеха.

– Марта? – вдруг позвала из комнаты мама. – Ты там плачешь?

Мы с Закари быстро переглянулись.

– Все хорошо! Просто переодеваюсь! – крикнула я в ответ.

Но по дубовому паркету застучали каблуки маминых домашних туфель. Похоже, она вознамерилась вломиться в гардеробную и проверить, не рыдает ли ее неискушенная дочь от жестокой правды, что детей находят не в капусте, не в кабачках и даже не в кустах животворящей мандрагоры.

Вообще-то никто не собирался переодеваться и светить прелестями перед Закари, но обстоятельства требовали быстрых решений.

– Достань ночную рубашку… – шикнула ему.