Моя миссия в Париже

- Без сомнения. Однако бывают случаи, когда начальник должен действовать лично. Не желая вас принизить или оскорбить, скажу: заметьте, что есть такие военные проблемы, о которых знает только старший офицер Генерального штаба. Нужен некто, могущий без колебаний ответить на вопросы австрийского офицера. Если тот заметит фальшь, то больше ничего не сообщит, поскольку перестанет доверять. На карту, может быть, поставлена судьба военной кампании на нашем фронте. Любые колебания недопустимы. Пойду я.

По согласованию с г-ном Альфредом, которому было поручено предупредить обоих проводников, было договорено, что он представит меня как своего друга, и не контрабандиста, а просто охотника, который желает побродить по окрестностям, не обращая внимания на границы. Жоран решил проводить меня до пределов швейцарской территории.

26 декабря, в назначенный час, я вышел на встречу. Полковник появился почти сразу за мной. После опознания я последовал за ним в заросли, тянувшиеся вдоль дороги. Начался разговор по тактическим и стратегическим проблемам, и мой собеседник сразу же удовлетворился, что перед ним - коллега из высшего штаба, который может принимать важные и срочные решения. Он обрадовался, расстегнул свою куртку и передал мне документы неоценимой важности. Мы договорились о новом свидании на 15 апреля следующего года, а также о месте встречи и пароле.

В конце декабря наступили самые короткие дни в году; кроме того, небо было покрыто тучами. Наступила ночь, когда я нашел своего проводника, начавшего думать, что я заблудился. Он воспользовался этими часами отдыха, чтобы закупить большую партию товаров для контрабандной переправки в Швейцарию. Я переживал, поскольку это могло вызвать осложнения, однако не хотел ничего говорить, опасаясь вызвать недовольство людей, которые мне еще понадобятся. Тронулись в путь. Примерно в трехстах метрах от границы мой спутник зашел в небольшую заброшенную хижину и спрятал там часть своей ноши. Мы уже собирались покинуть домик, как вдруг кто-то постучал в дверь. Проводник выглянул в слуховое окно и увидел австрийский патруль.

- Быстро уходим, - шепнул он мне на ухо. - Следуйте за мной.

Отбросив груз, который уже взвалил на плечо, он выскочил через широкий проем, расположенный напротив двери и выходивший в другую сторону. Я последовал за ним Следует сказать, что хижина примыкала задней стеной к горе, поэтому ее нельзя было обойти.

Когда мы торопливо карабкались на гору, раздались выстрелы, пули плющились о скалы, никого не задели, поскольку нас спасала темнота. Погони за нами не было, так как солдаты, без сомнения, были заняты дележом оставленных товаров. Мы перешли границу и в небольшом лесочке перевели дух.

Тогда проводник дал волю своему гневу. Он осыпал ругательствами проклятых солдат, которые не дают бедным людям заработать на жизнь и которые, больше того, захватывают их добро Мне стало его жалко. То, что я нес, имело бесконечную ценность, поэтому я щедро возместил проводнику его потери Затем я отыскал Жорана, который был вне себя из-за моего опоздания, и той же ночью мы на машине добрались до железнодорожной станции.

Друг Эммы скрупулезно выполнял свои обязательства до конца 1917 года. За это время мы встречались с ним четыре раза После того, как большевистская революция все перевернула и принудила меня оставить службу, я не имел о нем никаких известий.

Сколотил ли он состояние?

В России с октября по декабрь 1916 года. Предвестники революции

В октябре 1916 года меня внезапно вызвали в Россию. Я абсолютно не знал причин поездки, навязанной в разгар работы, которая приостанавливала начатые операции. Долг офицера - повиноваться Поэтому я выехал из Парижа солнечным осенним днем. Но если небо было ясным и сияло солнце, то у меня на сердце не было радости. Я задавал себе вопрос: не задержат ли меня на родине, не вынудят ли оставить разведывательную службу, которую я более или менее поставил на ноги и которая день и ночь держала меня в напряжении. Выйдя на авеню Елисейских полей по дороге к вокзалу, я повернул голову в сторону Триумфальной арки, которая торжественно возвышалась здесь, и с грустью подумал, что прощаюсь - надолго или, может быть, навсегда - с этим громадным и дорогим мне Парижем, в котором недавно проводил долгие месяцы в упорных трудах. Позднее, делясь впечатлениями с моими французскими друзьями, я услыхал от бывших жителей колоний, что они ощущали такую же горечь и испытывали похожую грусть всякий раз, когда уезжали из Парижа и из Франции.

Не стоит описывать мою поездку, долгую, скучную и небезопасную: через Булонь, через вечно мрачный Лондон, более похожий на некрополь, по Северному морю, капризному и бурному в это время года, мимо скалистых берегов Скандинавии, а затем Финляндии, с красивыми и спокойными хвойными лесами. В мирные времена совершать подобные круизы - одно удовольствие, однако во время войны - и какой войны! - поездка, нарушаемая постоянными тревогами, совершенно лишена прелести.