Моя молодость – СССР

Бабуля Юле была с характером – строгая, властная, без сантиментов. Могла запросто теленка убить! Она не говорила, а отдавала команды – четко, безапелляционно, хорошо поставленным голосом. И все ее слушались. А еще она была мастерицей на все руки. Из старых обрезков ткала замечательные коврики, которые потом раздаривала соседям и родственникам.

Мне один год…

И три года.

В те времена любые материалы для рукоделия были в огромном дефиците, а потому бабушка всегда просила нас привезти из города «ненужные тряпки», и мы добросовестно тащили из Риги в село баулы со старыми рваными майками, штанами и рубашками. Бабушка брала ножницы, разрезала их на узкие ленточки… И из этого, как бы сейчас сказали, «секонд-хэнда», у неё получалось настоящее чудо – яркие пестрые половички, похожие на радугу.

За своим станком она сидела гордо, по-королевски выпрямив спину, и со строгостью взирала на нас, своих городских внуков. Помню, подошел к ней поближе, залюбовался узором коврика… «Ты чей будешь?» – строго спросила бабушка Юле. «Сын Анны», – ответил я робко и тут же получил задание: «Вот что, сын Анны, пойди в большую комнату и принеси мне с комода жестяную коробку с нитками».

Мама очень следила за тем, чтобы мы все, братья и сестры – родные и двоюродные, – помнили свое родство и дружили между собой. А перед смертью просила нас не забывать друг о друге и хотя бы раз в год собираться вместе.

К сожалению, выполнять мамин завет не всегда получается: у каждого свои дела, семьи, заботы. Но однажды, уже после маминой смерти, мы все же собрались и нарисовали свое родовое дерево. На нем получилось более 70 веток – с разными фамилиями, разными судьбами и разной географией: от Латвии до Австралии, где живет сейчас моя сестра Илга. Не могу сказать, что мы в курсе проблем друг друга или созваниваемся каждый день. Но помним: мы – одна семья.

* * *

Я никогда не был пионером. Потому что этого не захотела мама. Ее родной брат был выслан в Воркуту на 20 лет. Одиннадцать из них он отсидел исправно, после чего власти извинились перед ним и сказали, что произошла ошибка… Говорят, что дядю посадили по доносу, написанным соседом, который был влюблен в его жену. В то время этого было вполне достаточно для того, чтобы сломать человеку жизнь…

В советские времена об этом не говорили вслух, только шепотом, на кухнях, но я всегда понимал, что что-то не так. В семье мне рассказывали одно, в школе учили совсем другому… Я был в недоумении, спрашивал: «Мама, а кто прав-то?» Она отвечала: «Права я, а ты, Ивар, учись хорошо».

Мои родители – Эдмунд и Анна 1939 год.

Наш детский ансамбль в Доме культуры (в просторечии «Банька»). Я – четвертый слева.

Когда мой дядя вернулся из тюрьмы, мама жестко заявила, что ни я, ни мой брат Янис не будем щеголять с красным галстуком на шее. Не помню, чтобы я как-то особенно переживал по этому поводу. Ну не пионер, и ладно!

Среди друзей нашей семьи и соседей было немало тех, кто пострадал в эти годы. Многих латышей ссылали в Сибирь только за то, что они имели «несметное богатство» в виде лишней козы или коровы во дворе. Процесс раскулачивания начался в Латвии с 40-х годов и затронул множество латышских семей.

Люди совершенно не понимали, что происходит: куда они едут в теплушках, голодные, нищие, оторванные от родного дома. А главное – зачем? За что? В чем провинились? И только когда их уже высаживали из вагонов где-нибудь там, в Красноярске, куда их определяли на так называемое «вольное поселение», то предъявляли нелепое обвинение: «Это вы виноваты в том, что война началась». На самом деле стране просто нужны были люди, которые осваивали бы необъятные просторы Сибири. Государственная машина работала на полную мощь, и люди в ней были всего лишь винтиками.

Сколько искалеченных судеб, сколько надломленных людей… Замечательный фильм «Долгая дорога в дюнах» рассказывает как раз об этом времени. И если для кого-то тема сталинских лагерей остается дискуссионной, то лично для меня она давно ясна и понятна. Система, разделившая народ на сидящих в лагерях и смотрящих за ними, для меня – безусловный факт, который для меня не нуждается ни в доказательствах, ни в оправдании.

Например, моя первая жена Илга родилась на руднике Диксон (поселок Усть-Порт) – так у нее в паспорте было записано. Туда в 1940 году выслали из Латвии ее бабушку и маму, которой в ту пору было 11 лет. Повзрослев, она влюбилась там в немца из-под Петербурга. Они вместе росли на руднике и дружили с детства. Так, в ссылке, появилась на свет моя жена, которая в свою очередь подарила мне двоих дочерей…

В Сибири и сейчас живут потомки ссыльных из Латвии. Во время гастролей по этому краю мне не раз доводилось встречаться с людьми, по фамилиям которых я безошибочно определял своих соотечественников. Даже если эти фамилии звучали на русский манер – например не Озолиньш, а Озолин, не Крастиньш, а Крастин…

В компании красоток