Моя Москва

ПЕТР. Давайте… (Подходит к Ивану, обнимает его.)

СВЕТЛАНА. Да…

Анна Сергеевна зажигает керосинку, Петр Кириллович выходит за дверь с кастрюлей и возвращается, наполнив ее снегом. Ставит на керосинку.

ИВАН. Что такое энзим?

ПЕТР. Не знаю. Мама, что такое энзим?

СОРОКИНА. Не знаю.

ИВАН. А коллаген?

СОРОКИНА. Не знаю.

ИВАН. А гламур?

СОРОКИНА. Это раньше было.

ПЕТР. А почему ты спрашиваешь?

ИВАН. Я не спрашиваю. У меня в голове черви. Они едят слова. Если я не могу объяснить, что за слово – они съедят.

СВЕТЛАНА(возбужденно). А помните, как мы жрали? Помните?

СОРОКИНА. О чем ты?

СВЕТЛАНА. Как мы каждый день жрали. Помните Макдональдс? Кофе-хауз. Флаер на вторую чашку. Сколько мы жрали. И одежда была красивая. В Египет могли поехать. А как мы вкалывали? Какие были толпы – все орали. Эскалаторы – если слева встанешь, толкнут. Как было тяжело и хорошо.

СОРОКИН. Да уж…

СВЕТЛАНА. А сколько мусора было в конце дня. Петя по два пакета выбрасывал. Говно у меня было густое.

СОРОКИНА. Что ты, Света, все про говно.

СВЕТЛАНА. Потому что оно показывает жизнь. У меня раньше отрыжка была, икота, пукала я. И все от еды. А сейчас голодный понос, потому что желудок пустой.

ПЕТР. Хватит о еде.

СОРОКИНА. Да, хватит.

СВЕТЛАНА. Дайте мне старые чеки почитать.

ПЕТР. Может не надо?

СОРОКИНА. Дай, Петя.

Петр роется в карманах, затем вынимает бумажный шар – скатанные в комок чеки.

ПЕТР(подает Светлане). На.

СВЕТЛАНА. Ручки развяжи.

ПЕТР. Драться не будешь?

СВЕТЛАНА. Нет.

Развязывает ей руки.

СВЕТЛАНА. Дай! (Выхватывает чеки.) Двадцать восемь, ноль, два… Фрукты груша калибр шестьдесят плюс новый у-у. Кассир Гысева Т.И. Что-то я не помню груш… Хлеб «Настюша» батон нарез… Настойка медовуха ноль и пять ль… Снова хлеб «Настюша» семьсот грамм… Дарниц… Зразы «Золотой петушок» - пятьдесят шесть рублей и девяносто копеек… Крупа «Ангстрем» гречнева… Сырок глазир…

СОРОКИНА. Хватит, Света. Никогда мы хорошо не жили. До войны плохо, а сейчас еще хреновей. Экономили, экономили, а ничего не скопили.

СВЕТЛАНА. Мыло туал «Дуру»… Паштет «Гран-Мэр» сто пятьдесят граммов… (Словно очнувшись.) Да, плохо. А сейчас вообще ад. Потому что Богу на нас насрать.

СОРОКИНА. Нет никого Бога.

СВЕТЛАНА. Почему? Он есть, только он – хуесос. (Бросает чеки.)

ИВАН(машет руками). Не правда! Бог не хуесос!

Дверь распахивается и в комнату падают Проскудины. Филипп Романович звенит как стекло. Алла Львовна на костыле, вместо одной ноги у нее – культя.

ПРОСКУДИНА. Отогрейте… Филя замерз…

СВЕТЛАНА. Идите на хуй.

ПРОСКУДИНА(ползает по мужу). Отогрейте его, пожалуйста. Давайте навалимся и растопим. Он саночки на себя перевернул… (Плачет.)

СВЕТЛАНА(шепотом). Вы ведь москвичи…

ПРОСКУДИНА. Он живой, живой! Помогите, я за вас молиться буду!

СВЕТЛАНА(смеется). Москвичи, а теперь замерзшие! И кому вы теперь нужны? Вот умрет Филя и больше не москвич. (Смеется.) Помните: регистрация, прописка. А теперь что? Зато в пробках не стоите.

Иван подходит и ложится на Филиппа Романовича, дышит ему в лицо.

СВЕТЛАНА(Ивану). Пососи ему нос.

ИВАН. А где его глаза?

ПРОСКУДИНА. Несчастный случай. Анна Сергеевна, Петя, Кирилл Петрович, погрейте его сбоку.

СОРОКИНА. Да мы и так холодные…

СВЕТЛАНА(ползет). Давайте я. А если оживет, убьем его.

ПРОСКУДИНА. Не говорите так – это очень жестоко.

СВЕТЛАНА. Иди на хуй, меня Бог простит, потому что я ебанутая. (Прижимается к Филиппу Романовичу.) Подушу его, морду московскую.

ПРОСКУДИНА(плачет). Света, какая ты жестокая…

СВЕТЛАНА. Нигде столько не говорят и не дерутся, как у нас. Везде зайдешь: тихо все по углам сидят – берегут энергию. У Петуховых, когда зайдешь – тишина. Ни один человек не двигается. У каждого в кулаке сухари: по одному в полчаса достают и съедают. Даже глаз не открывают. Все сидят на горшках, а кто на кастрюле. Назначают дежурного, который горшки собирает и в окно вытряхивает.

СОРОКИНА. Не такие мы умные, как Петуховы. Что поделать…