Моя навеки, сквозь века

 Но больше всего в Васином рассказе мне запомнилась девочка, чьего имени он даже не знал. Она тогда училась в пятом классе. Двенадцать суток её насиловала группа красноармейцев. После, когда наигрались, они привязали её к дереву и жгли огнём. Только потом расстреляли.

 Искалеченные судьбы женщин.

 Глаза Прокофия и Алексея, в которых почти каждый день я вижу, что всё это ещё будет. Господи! Я ведь могла оказаться в теле любой из этих девушек! А то, что я сейчас в Питере, не гарантирует, что через десять лет со мной, здесь, не случится что-то подобное.

 Тот же Прокофий и Алексей. Или другие, которые сейчас до руки благородной и коснуться боятся. Где барышня, а где рабочий.

 Но революция всех не то что сравняет, сотни таких же как Алиса девушек в одном только Петербурге будут на коленях просить милости и еды у таких вот… которых читать учили, которых угощали и жалели.

 Снег прекратился. Но сугробы, которые дворники не успевали расчищать, мешали бежать быстро. Когда я добралась до Васиного дома, остановилась как вкопанная и просто согнулась от невыносимой рези в боку.

 За недолгое время в этом мире я была здесь и не раз. Приходила, искала якобы случайной встречи. И никогда не находила. Удивительным образом Слепцов находил меня сам. То в саду, то по дороге домой. Только эти, короткие встречи давали мне силы на надежду. Что всё получится, что я справлюсь и мы всё изменим. Будем вместе и счастливы, пусть и в этом мире, но получим своё долго и счастливо.

 Сколько я его прожду?

 Руки закоченели и я яростно растёрла их, сквозь шерсть рукавиц. Прохожий стареющий мужчина посмотрел на меня недоумённо.

 Как же, как же… барышня, а внимание смеет на себя обращать. Такой же шовинист, как и господин Кос, мой нынешний папенька.

 Что же делать…

 Девушка, молодая совсем, почти девчонка, прошла мимо парадной и взялась за ручку калитки – во двор. Я бросилась к ней:

– Извините пожалуйста! – схватила её за рукав, – не пугайтесь пожалуйста! Я не причиню вам вреда, мне бы вашего хозяина увидеть, вы ведь из этого дома?

 Девчонка сузила глазки и медленно кивнула:

– Василий Александрович? Так нет его, барышня. По делам где-то, – испуга больше не было. Она глядела с интересом, благосклонно.

– Как же мне найти его? Он мне срочно нужен, – Господи, ну что же мне делать?! Слёзы сейчас польются.

– Не знаю, чем и поспособствовать вам, барышня. Барин отчёту мне не делал. По делам он разным ездит, поди-ка, узнай, где его и искать, – ни-че-го. Я не могу ничего. – Вы пройдите, подождите его. Или в людскую (5) ко мне, или к барыне вас проведу, она сей час дома пребывает.

– Ннет, нет. Не нужно к барыне, – открестилась я, резко отпустив её руку.

 Если эта барыня хоть чем-то похожа на мою свекровь, то лучше нам с ней не встречаться. Не до того, как Вася меня полюбит.

– Чудная вы, барышня, – я уже собралась уходить, забыв про девчонку. Бросила на неё вопросительный взгляд. – На вы ко мне. А сама благородная. Я ж деревенская, из поместья меня барыня в город забрала…

– Простите…

 Я ушла.

 Что делать – не знаю. Но точно не любезничать со слепцовской прислугой.

 Куда идти? Кто мне поможет?

 Кроме Васи я и не знаю-то никого…

 Пойти в полицию? – у виска покрутят. Человек осуждён, их таких сейчас десятки в крепости, если не сотни. Поедет в Сибирь. Для каждого из чиновников его побег – за гранью реального.

 Господи, ну что же мне делать? А если делать самой? Я же ничего не знаю: ни во сколько его конвоируют, ниоткуда…

 А если бы знала? Что?

 Убила бы? Чтобы не сотворил всего того, что сотворит ? А если вместо него придёт другой? А если этот, другой, будет ещё хуже? Ещё больше зверем?

 Я шла не разбирая дороги, пока не остановилась у гостиного двора.

 Невидящим из-за слёз взглядом прошлась по земле, зацепилась за подол платья, метущего дорогу, направляясь на другую сторону широкой улицы – к дому прокурора Павлова. Женщина, в тёмно-бордовой юбке вошла в парадную.

 Я пошла за ней следом. Как сомнамбула, до сих по не понимая, где буду искать прокурора, что ему говорить…

 Здание в четыре этажа, верхний этаж явно пристроен позже, большая часть окон и ограждённых литыми решётками балконов увешана вывесками – такое же вычурное и безобразное, как и в моём мире. Только там оно чуть ярче, песочнее. Сейчас же, отражает настроение этого времени.

 Мне уже и напрягаться не нужно, чтобы читать все эти яти: библиографическое общество, издательство, аптека… сколько же помещений нужно для всех этих контор… последний этаж! Если и живёт здесь большая семья прокурора, то только на четвёртом этаже!

 Грузный, но такой деловой мужик в котелке чуть не снёс меня с дороги:

– Осторожнее! – крикнула по привычке.

– Чаво? – обернулся, смотрит, словно столб с ним заговорил.

– Осторожнее говорю!

– А ну! Пшла отсюль! Ишь дишь! Повылазили барыньки! – он лениво замахнулся локтем, скорее себе, чем мне, словно по привычке.

 Я одёрнула себя: не время. Ну его! Здесь лучше вообще с незнакомцами не заговаривать.