Моя навсегда

Я планировала его забыть, я хотела этого, я знала – так будет лучше для всех. Зачем мне его помнить? Митька его ненавидит. Он старше меня, наверное, вдвое. Все осудят, никто не поймет меня. У нас нет ничего общего, кроме того же Митьки, а это будет предательство. И я буду мучиться, глядя в его красивые глаза, вспоминать, как он оборачивается и смотрит на меня растерянным взглядом, ждать пожатия его руки. Я могла его забыть, у меня был шанс.

Он позвонил через три дня. Нам домой. Наверное, каким-то шестым чувством Митя чувствовал, что так будет. В конце концов, отец и сын. ДНК не выбирают.

Я только-только вновь начала более-менее нормально спать по ночам. Одно слово в привязанной к стене проводом домашней телефонной трубке – и недельные усилия насмарку. Эффект меня удивил.

– София Олеговна? Это вы? – спросил он, и мое дыхание остановилось. Потом я заставила себя вдохнуть.

– Дмитрий Евгеньевич? – Голос охрип, накатила волна. Жгучая, солнечная, словно я оказалась на горячем песке в самую жару.

– Не отвлекаю вас ни от чего? – поинтересовался он. Вежливость, свойственная отцу, но не сыну.

– Нет-нет, что вы. – Я имитировала удивление и испытывала оргазм. Или что-то очень близкое к нему.

Сердце билось, я боялась быть пойманной, я ведь пообещала никогда не общаться с Митькиным отцом. Но я же не знала, что он позвонит!

– Хорошо, это хорошо, София Олеговна, – сказал он.

Голос бархатный, низкий. Наверное, он сейчас чуть-чуть улыбается кончиками своих тонковатых губ. Почему он старше меня на такую пучину лет? Нормально ли, что он мне так нравится? Или меня пора уже лечить? Он как раз доктор.

– Подождите секундочку, – тихонько пробормотала я, прикрывая дверь в комнату.

Преступница, щеки горят. Обычно Митьки не бывало по вечерам, но в тот день он сидел дома, в соседней комнате. Я должна была попросить Дмитрия Евгеньевича никогда больше сюда не звонить и повесить трубку. Я этого не сделала. Я только хотела, чтобы Митька меня не услышал.

– Мне очень жаль, что все так вышло, – добавил он. – Я хотел бы извиниться. Меньше всего я хотел все усложнить.

– Вы хотели убедиться, что у Мити все в порядке. Вы убедились?

Я говорила быстро и довольно грубо, словно подталкивая собеседника к концу разговора. Так мне казалось, что я выполняю хоть какую-то часть нашей с Митькой договоренности.

В трубке послышался тихий смех.

– Мы можем увидеться? – спросил он, и я прикусила губу до боли.

Только не это. Не ставь меня в такое положение. Не заставляй меня вступать в битву с собой. Дудочка играла, и я поднимала лапки. Увидеться. Господи, да нет, конечно же. Никогда, никогда.

В назначенный час я измеряла шагами стерильный больничный холл. Дмитрий Евгеньевич так и не вышел: он был на операции, которая затянулась дольше, чем он рассчитывал. Он ужасно извинялся, настолько искренне, насколько можно извиняться устами ассистента. Ассистент был равнодушным, усталым и без собственного мнения. Автоответчик. Он вышел, чтобы предупредить меня, и тут же вернулся в операционную. Ассистент злился, что из-за «какой-то там Софии» ему пришлось покидать операционную и терять стерильность. Мальчик на побегушках.

– Да-да, конечно, все в порядке. Мы можем с ним встретиться в какой-то другой день, – ответила я, стараясь скрыть разочарование в голосе.

Чем-то это вежливое извинение напомнило мне старую, не до конца зажившую рану – от слов моего отца, от его «обязательно увидимся» и «обязательно перезвоню». Даже не рану, шрам. Тонкий порез на моем детстве.

– Не нужно в другой раз, он обязательно выйдет. Нужно только подождать.

Не знаю, было ли это запланировано – чтобы я увидела его там, где он – бог, где он – ангел. Возможно. Я надеялась, что это было подстроено намеренно, ведь тогда это бы означало, что Дмитрий Евгеньевич хочет произвести на меня впечатление.

Хочет, чтоб я была впечатлена.

Но скорее всего, все было именно так, как и сказал ассистент, и операция затянулась. Несколько часов я ждала в коридорах и холлах, стояла рядом с кофейным аппаратом, выплевывающим растворимый кофе, и аппаратом с шоколадом самого низкого качества по запредельным ценам, почти валялась на стуле. Дмитрий Евгеньевич был где-то там, куда не пускали, за стеклянными дверями и коридорами, куда вход простым смертным заказан. Он вышел, когда я уже успела перечитать все брошюры, упиться кофе и объесться дешевого шоколада, потратив почти все деньги. Нервы. Я сидела, свернувшись в калачик, и смотрела на постоянно открывавшиеся двери. Я ждала его и вздрагивала от каждого хлопка. Мне нравилось волноваться. Я никогда раньше не ждала встречи с Мужчиной.