Моя навсегда

– И зачем? Зачем он тебя прислал? Неужели ты будешь меня уговаривать к нему вернуться?

Катерина долго молчала, подбирая слова, словно боялась снова получить непредсказуемую мою реакцию.

– Нужно поставить точку в этом всем, тебе самой так не кажется? – спросила наконец она.

– Почему он не дает мне развод? Зачем ему нужен суд, и скандал, и этот ДНК-анализ? Ведь он знает, что этот ребенок не от него.

– Он не знает, он подозревает, – поправила меня Катерина. – И ему этого недостаточно, понимаешь? Больше того, твой, Соня, категорический отказ увидеться с Дмитрием Евгеньевичем хотя бы для того, чтобы обсудить это все. Он ведь даже имени не знает, вы с Митей не подпускаете его к сыну…

– Или внуку, – вставила я.

Катерина вздрогнула, словно я ткнула ее иглой. Вся история с ДНК-тестом на отцовство началась с тех самых пор, как стало известно, что я «засела» в старой доброй квартире напротив монастыря.

Что я вернулась к Мите.

– Господи, да сделай ты ему этот тест, в самом деле. Почему нет?! Он попросил меня передать, что, если ты согласишься сделать тест, если он сможет убедиться, что это не его ребенок, он отпустит тебя и не будет преследовать. Он даст тебе развод, даже не станет претендовать на родительские права. В конце концов, сейчас безо всякого теста он – официальный отец. А с тестом он станет вам совершенно никем. Разве не этого ты, Соня, хочешь?

– А что мне делать, если этот тест покажет, что он не только официальный, но и реальный отец? – серьезно спросила я.

Катерина посмотрела мне в глаза, и ее карие глаза вдруг потемнели, стали почти черными. Цыганка нагадала мне неизвестность. Катерина покачала головой.

– Да ладно! Ты ничем не рискуешь, – сказала она, и убежденность, даже легкое презрение в ее голосе заставила меня отпрянуть. – Подумай, Соня. Подумай. Тебе даже не придется с ним встречаться лично, если уж это так для тебя важно. Он уже давно сдал свой биоматериал, так что тебе только нужно привезти сына на анализ. Это же не сложно, и никаких ловушек. Можешь даже не сообщать никому, в какой день поедешь. Так что, подумаешь?

Странная мысль острым саморезом ввинчивалась в мое сознание. А что, если… Нет, невозможно. Но если им даже не придется встречаться? Я ничем не рискую. Ничем не рискую. Странно, как же странно.

– Я… подумаю, – пробормотала я, пытаясь сохранять спокойствие.

– Хорошо, хорошо. Это правильно.

– Я ничего не обещаю.

– Я понимаю. Ты только свидетельство о рождении не забудь захватить. Все уже оплачено, вот адрес, – Катерина достала из пакета лист бумаги. – Как ты назвала-то сына?

– В знак доброй воли? – усмехнулась я. – Думаешь, скажу?

– Ну, а почему нет? В знак доброй воли… Дмитрий Евгеньевич вот попросил передать тебе, – и она протянула мне пакет. – Тут твои документы, ваши личные вещи, фотографии, много всего.

– Аттракцион невиданной щедрости, – хмыкнула я, заглядывая в пакет.

Действительно, Дмитрий постарался и собрал все, чем можно было меня шантажировать, все, что мне было дорого или без чего мне было крайне сложно жить, – старый паспорт, институтский диплом, старые ключи от солнечногорской квартиры, мой смартфон – дорогой, яблоко раздора.

– Ладно, что мне передать? – спросила Катерина.

Я отвернулась, чтобы не выдать себя.

– Передай, что я сделаю тест ДНК. И передай, что его сына зовут Дмитрий Дмитриевич Ласточкин.

– Что? – вытаращилась Катерина.

– Да, а что? Такая уж традиция, да? Дмитрий Ласточкин-третий.

Глава 26 Все люди делают это, и только мы, как дураки, смотрим «сто к одному»

До дня «Х» осталось 20 дней

Я подумала. О да, я подумала. Весь день и весь вечер я только и делала, что думала – пока возвращалась с монастырского кладбища домой, пока разбирала пакет с дарами данайца, думала, пока раздевала и кормила маленького Дениску – моего сына. Дмитрий действительно несколько раз за этот год пытался связаться со мной. Я знала, что просто так он от меня не отступится, поэтому старательно игнорировала все его попытки.

Один раз ему все же удалось до меня добраться. Он позвонил по старому городскому номеру в нашу квартиру, и я взяла трубку. Дмитрий говорил быстро, боясь, что я брошу трубку. Частил, что сожалеет, как был не прав, и что готов многое мне простить, если уж на то пошло, если я, конечно, пойду ему навстречу и прощу его. И речь не идет о примирении, уточнил тогда он. Он понимает, что примирение между нами невозможно.

– Ты уверен? – спросила я.

Дмитрий удивленно ответил, что был уверен, что да. По крайней мере, был уверен до этой минуты.

Тогда я нажала отбой. Руки дрожали так, что я не сразу попала в нужную кнопку. Я тогда долго стояла в прихожей, дрожа – не от страха, а от адреналина. Я была в бешенстве. Я вырвала провод из стены и обесточила наш домашний аппарат.