Моя навсегда

– Я получил результаты экспертизы, – сказал мне Митя, сидя на стульчике около моей постели в больнице. – Я получил их по дороге к электричке, мне пришло письмо прямо посреди леса, представляешь? Думаю, он получил письмо чуть раньше. Там, в этой конторе, мы оба оставляли наши электронные адреса. Я подумал: как странно, он все-таки не заметил. Там, в шапке, в принципе все данные совпадают. Предполагаемый сын, предполагаемый отец. Все, как ты думала. Но в одном месте все-таки указан мой год рождения. И тут, знаешь, не ошибешься. А потом я увидел результат. Отрицательный результат, понимаешь?

– Я понимаю, – кивала я.

– Но как? – Митя смотрел на меня своими большими серыми глазами. – Я в растерянности. Я подумал сначала, что это ошибка. Потом стал звонить тебе, чтобы предупредить, а ты не брала трубку. Я подумал: вдруг ты знала, что так и выйдет? Но ведь это невозможно. Ты не могла знать.

– Я была уверена. Почти на сто процентов уверена, – прошептала я, – что ты не его сын.

– Не может быть, – замотал головой он. – Но с чего… почему ты так решила? Откуда такая уверенность? – и он снова посмотрел на меня своим грозовым взглядом.

Я могла бы рассказать, с какой уверенностью его мать Катерина говорила о моем сыне и моей измене как о чем-то само собой разумеющемся. О том, что мой муж считал, что бесплоден, – в свое время он делал анализ, и я нашла копию этого анализа у нас дома. Два человека – мой муж и его первая жена Катерина – были одинаково убеждены, что Дениска никак не мог быть его сыном. И только я знала правду. Медицина иногда ошибается. Звезды иногда складываются в самые причудливые парады. Но я ответила:

– Ты никогда не был на него похож. Я знаю, ты считаешь иначе, но для меня это так – ты никогда даже отдаленно не был похож на моего мужа, Митя. Просто ничего общего. Ты прав, ДНК не выбирают, но твой случай, выходит, исключение.

– Значит, ты знала, что тест будет отрицательный? И ничего мне не сказала? А если бы я не вернулся? Как ты могла? Ты сумасшедшая, Сонька? Ты совершенно ненормальная, чокнутая!

– Знаешь что? – прохрипела я, откашливаясь, придерживая повязку. – Я собиралась тебе сказать. Но ты так героически принес себя в жертву, ты так легко принял тот факт, что я просто пытаюсь скрыть свои грешки, что я вообще чуть тебе не двинула. Вот почему ты даже не предположил, что я НЕ изменяла твоему отцу? Почему ты никогда не веришь мне?

– Как же ты меня бесишь Сонька! Ты же врешь, как дышишь! Там, на крыльце, ты кричала, что любишь меня. Зачем? Может, он бы не обезумел, если бы ты не заявила ему в лицо, что у нас роман. Что, между прочим, неправда! Зачем ты его спровоцировала?

– Вот и ты говоришь, что я его спровоцировала, но, во-первых, он приехал в эту деревню, чтобы отомстить мне. Убить или покалечить – это все равно было неизбежно. Он нашел меня по программе слежения, господи, боже мой!

– А во-вторых? – нахмурился Митя.

– А во-вторых, Митя, кто сказал, что я врала, а? Ну, почему ты никогда меня не спрашиваешь и все решаешь за меня? Господи, как же ты меня бесишь! Ты же сам врун несчастный. Ты не злой, не бабник, не убийца, и ты любишь меня. И ты все время пытаешься прикрыть это за какой-то дебильной бравадой. За татуировкой, за женщинами своими, за мотоциклом? Думаешь, я не знаю, какой ты?

– Что ты имеешь в виду? В чем ты «не врала»? – переспросил он с угрозой в голосе. – Говори, а то я сам тебя придушу.

– Ха-ха, смешно! – Я закашлялась. – Да ты мухи не обидишь. Придушит он.

– Между прочим, если ты помнишь, я тогда твоего так называемого мужа….

– Твоего так называемого отца? – переспросила я. – Да, чуть не убил. Связал и вызвал полицию. Ты не можешь убить, Митя. Ты другой. Не той группы крови. Признавайся, Митя, ты ведь тогда, в детстве, это был не ты, да?

– Соня… – Митя застыл и посмотрел на меня умоляюще.

Я все поняла без слов. Я и раньше догадывалась, а теперь поняла со всей очевидностью.

– Это была она? – спросила я.

Митя помолчал, а потом кивнул.

– Она защищалась.

– Он чуть не задушил ее, да? – спросила я.

– Потом она увидела его на полу, без сознания, и запаниковала. Думала, ее посадят. Превышение пределов самообороны. Рыдала и звонила в «Скорую». Тогда я заставил ее повесить трубку, прийти в себя, успокоиться и вымыть руки. Я обхватил нож так, чтобы на нем остались мои отпечатки, а ее стерлись. После этого мы вызвали врачей. Мне все равно ничего не было.

– Ничего – только пятно на всю жизнь, – прошептала я.

– Плевать мне на пятна! У всех свои пятна – белые, черные. Без разницы. Ее могли посадить в тюрьму, понимаешь? А ему – ничего. Он ее бил, он издевался над ней – и ему ничего. Она никогда не жаловалась. Никогда не писала в полицию. И ты тоже. Знаешь, что потрясло меня больше всего – тогда, в той истории?

– Что она вернулась к нему? – спросила я, даже не пытаясь скрыть сожаления. – Любят не за что-то, а вопреки, ты не знал? Плюс, я думаю, она много лет переживала за то, что ему изменила. Чувство вины может изменить человека, разъесть его, как кислота, понимаешь?