Он не взял ее руку, чтобы по обыкновению поцеловать, и Оля сцепила их за спиной.
— Я хочу попросить у тебя прощения, Оленька, — все с тем же невозмутимым видом сказал Давид, — за то, что впутал тебя в эту историю. Я не думал, что все так сложится, сплетется одно с другим. Надеялся, что смогу разрулить, и что мы… Прости.
— Это ты меня прости, Давид, — начала Оля, но он ее перебил.
— Тебе не за что просить у меня прощения.
— Как это нет? Есть, — заговорила она с пылом. — За ожидания, которые я не смогла оправдать. И за обещания, которые вынуждена взять обратно.
— Ну что ты, — Данилевский переплел пальцы перед собой, — разве за любовь извиняются?
— Что? — не удержалась от удивленного возгласа, и Давид усмехнулся. Подъехал ближе и взял ее за руку.
— Оля, ты правда считаешь, что для меня ваши отношения с Авериным оказались неожиданностью?
— У нас не было отношений, — попыталась она возразить. — В смысле, раньше. До того, как вы нас высадили у зимовки.
— Видимых — да, наверное. Но ты никогда не пробовала наблюдать за вами со стороны? Смотреть записи с камер, к примеру?
Оля удивленно мотнула головой.
— А ты посмотри. Увлекательное зрелище. Редкое, я бы сказал.
Только собралась уточнить, что Давид имеет в виду, как он пояснил сам.
— Взгляды. Вы так смотрите друг на друга, как будто в вас вшиты разнополярные магниты. Когда один начинает говорить, второй будто вбирает каждое слово, независимо от того, о чем идет речь. Пусть о какой-то ерунде. Это видно даже тем, кто с вами незнаком. Я понял это сразу, еще когда вы приезжали ко мне в замок. Я никогда не видел, чтобы взгляды были такими красноречивыми.
— Зачем тогда… — почти шепотом проговорила она. — Зачем тогда ты начал все это…
— Я пытался дать нам с тобой шанс, — ответил Данилевский, — только прежде хотел убедиться, что между вами все кончено. Что он тебя отпустил. Я не готов был рисковать своим сердцем, Оленька. И твоим тоже.
— Моим? — прошептала она, потянув руку, но Давид не отпустил.
— Да, и твоим. Ты из тех женщин, ради которых можно отказаться от всего. От состояния, от положения, даже от семьи. Порой без возврата обратно, ты понимаешь, о чем я?
Она завороженно кивнула, и Давид продолжил
— И ты тоже такая, если скажешь «да», если дашь слово, будешь верной ему до конца. Но вдруг потом поймешь, что нет чувств, то ни за что не отступишься. И сгоришь на алтаре собственного чувства долга. Я хотел от тебя любви, а не признательности. И уж тем более, не жертвенности.
— Значит… Ты специально поселил меня в один отель с Авериным? Ты специально столкнул нас лбами?
— Я хотел посмотреть, что изменилось. И оказалось, ничего. Как только он появился в холле отеля, ваше магнитное поле начало глушить все вокруг. Я уже тогда понял, что проиграл, — он развел руками.
— И ты знал, что между ним и Дианой Ульрих только рабочие отношения?
— Да. Но я не стал тебя просвещать. Кое-кто должен был подсуетиться сам.
Оля вытерла мокрые глаза.
— Прости, Давид, я не знала…
— Все в порядке, Оленька. Я не позволил себе полюбить тебя, ну а не влюбиться в тебя просто невозможно, — он улыбнулся и все-таки притянул ее руку к губам. — Особенно, когда видишь перед глазами пример такого полного помешательства.
Она медленно соображала, пока не поняла, что Давид имеет в виду.
— Я не увидела в Косте того, о чем ты говоришь.
— Ты просто не знаешь, каким он был раньше. Их круг достаточно узок. До встречи с тобой Аверин нарочно выбирал самую сложную работу. Предпочитал запутанные, невыполнимые задачи, часто сопряженные с риском для жизни. Мне кажется, он ловил от этого какой-то свой, неведомый кайф. А в последнее время стал на редкость переборчив. Избирательно подходит к заказам, и знаешь, что я тебе скажу? Так бывает, когда в жизни появляется смысл. Когда есть, для чего жить.
— Почему тебя выпустили, а его нет?
— В этом деле у нас с ним были разные задачи. Конечно, нас никто не задерживал всерьез, Оленька, наш арест был инсценировкой, австрийским спецслужбам требовалось время, чтобы наверстать то, что они прохлопали. И им было проще, чтобы мы с Авериным находились под присмотром. Он скоро выйдет, не беспокойся.
— Мне нужно лететь домой, Давид.
— Ты можешь прервать стажировку, а потом вернуться к ней в любое время, когда пожелаешь.
— Спасибо, — Оля обняла его с благодарностью и поцеловала в щеку. — Прости, что не смогу ассистировать Антону.
— Надеюсь, у тебя серьезные причины? — вопросительно взглянул на нее Давид, удержав ее лицо возле своего.
— Более чем, — улыбнулась в ответ Оля и еле сдержалась, чтобы не положить руки на живот, — более чем.
— И все же, — Давид прошептал совсем тихо, но она услышала, — мне жаль, что я так и не подарил тебе замок, моя не моя Ольгерта…
Ольга смотрела очередную мелодраму, когда в дверь позвонили. В дверь, а не в домофон. Встала и пошла открывать. Она прилетела вчера, назавтра записалась на прием к Траханковой, днем занималась хозяйственными делами, а к вечеру решила побездельничать.