МОЯ. Не отдам!

Вот уже и роды… не так далеко.

За окном — май. Капризный, ветреный. Яркий. А в душе до сих пор замерзла та самая холодная весна, когда я прилетела в надежде на что-то. Так и застыла.

— На ужин приеду, обязательно, — обещаю я.

Отпустив Петра Прохоровича, отмечаю, что пора бы и размяться. Новые дорогущие часики на запястье подтверждают уведомлением. Пора размяться.

Беру с собой в бутылку воды и зеленый смузи, отправляюсь на прогулку по двору. Пределы дома покидаю редко, только по большой необходимости.

До сих пор опасаюсь подходить близко к машине, пока не проверят досконально. Один раз мне срочно пописать приспичило, через минуту после того, как отъехали. Я едва до кустиков дотерпела, когда за спиной прогремел взрыв.

Машины нет, водителя — тоже не стало. А ведь он ходил, говорил, улыбался, был вежлив.

Калмык постарался? Или… другой? Я ведь не знаю, на что Ослов способен. В себе держу эти подозрения. Ни с кем не делюсь.

Даже с Тиграном Эдуардовичем. Особенно с Тиграном Эдуардовичем. Он близок с бывшим подчиненным, интуитивно чувствую. Поэтому обезопасить себя лишний раз тоже неплохо. Я подбираю к рукам больше самостоятельности и обзавелась дополнительными людьми.

Я лучше дома. Здесь как-то безопаснее. Всех проверяют досконально.

Двор просторный, сад. Мне хватает, чтобы нагуляться до легких, колющих от притока свежего воздуха.

В неделю хватает трех-четырех поездок в город. Чаще всего, по делам, которые требуют личного присутствия…

На экране часов отображается уведомление о входящем звонке. Номер незнакомый, но я отвечаю. Говорить приходится много, если хочешь решать некоторые дела дистанционно.

— Моника Пименова, — отвечаю нейтрально.

— Это я, — коротко звучит в трубке.

Слышится тяжелое дыхание.

От двух коротких слов сердце скручивается перегоревшей спичкой. Странно, что не осыпается вниз черной трухой, так и остается сгоревшим.

— Узнала?

Узнала ли я?!

Я этого монстра… сначала усердно забыть пыталась, из памяти вычеркнуть. Потом поняла, что затея — бредовая, ведь у меня растет от него сын, и он может быть на него похожим.

Поэтому выбрала новую стратегию — помнить. До тошноты и омерзения помнить нашу последнюю встречу. Каждый миг воспроизводить в памяти, пока не затошнит.

— Представьтесь, пожалуйста. Или не отнимайте мое время! — чеканю.

— Играешь?

Сбрасываю вызов.

Зло смотрю на пальцы, их потряхивает.

— Со мной ты свои условия ставить не будешь, — шепчу, смахивая злые слезы.

На расстоянии ненавидеть легко. Не слыша.

Оказывается, хватает одного звука голоса, чтобы привести мысли в смятение, и взбить со дна все мутные и темные чувства. Ясность перестает быть кристальной. Все снова мутное, а я не хочу.

Ничего от него не хочу. Пусть … там… или где-то еще… С кем-то…

Я даже не интересуюсь, что с ним.

Перезванивает.

Выжидаю неторопливо.

Возмещаю ему каждую секунду своего страха, когда я была у Калмыка в лапах и мы звонили по номеру, указанному на флешке. Тогда Дан не спешил. Выматывал нервы.

Теперь — мой черед.

Вам сколько клубков отмотать, Данис?

Отвечаю.

— Моника Пименова, — произношу так же, как и в прошлый раз.

— Данис.

— Полное имя и фамилию.

— Издеваешься?

— Я снова сброшу. Зачем-то же вы… мне звоните.

Шумно выдыхает.

— Дан. Дан Осло.

— Не знаю такого. Всего хорошего, — сбрасываю.

Поглядываю на часы. До положенных десяти тысяч шагов в день мне еще две тысячи намотать по двору и дому.

Снова перезванивает.

Я снова поднимаю.

— Моника Пименова, — произношу так же, как и в прошлый раз.

— Нужно поговорить.

— Представьтесь, пожалуйста.

И нет, мне не надоело.

— Данис. Данис Ослов.

Делает ударение на первую О, и я позволяю себе с радостью уточнить:

— Разве ударение не на вторую О? ОслОв, должно быть.

— Не уточнял, — рычит. — Мой вечно бухающий батя был не силен в орфоэпии. Вообще не силен ни в чем, кроме того, чтобы заливать глотку.

— Вы позвонили пожаловаться на своих родителей? Наверное, вам тогда к психологу. Увы.

— Прекращай эти игры, Моника. Я о серьезном поговорить.

— Зекам теперь разрешено звонить?

— Я обзавелся приятелями среди охраны. Вышло дольше, чем планировал. Главное, результат. Верно?

— В зависимости от контекста.

Данис — человек цели. Бьет в мишень, а я… Я так и не разобралась, какой я человек и что могу передать хорошего нашему… нет, моему… моему сыну. Однозначно, я буду любить его за двоих, не обращая внимания, как скотски со мной обошелся его папаша. Мой мальчик не виноват в играх больших и злых дядек.

— Я собираюсь рискнуть, — сообщает.

— Понятия не имею, что вы собираетесь делать. Мне от этого ни горячо, ни холодно.

— Блять, Моника. Оставь этот отстраненный тон. Всем рискнуть собираюсь, слышишь? — выдыхает безобразно горячо.

У меня по коже — мурашки.

От холода, от холода, говорю себе. По телу протестующе раскатывается жар.

— Я-то слышу. Но какой-то бессмысленный набор слов.

— Скажи мне только одно. Ты… — молчит несколько секунд. — Блять, у меня нет возможности проверить сейчас самому. Поклянись, что этот ребенок — мой. Поклянись!

Глава 48

Ника

— Что за чушь? Это мой ребенок.