МОЯ. Не отдам!

— Тогда… Можно устроить, — глотает. — Сегодня же тебя выпишут, и я… Я к твоим услугам.

— Весь?! Целиком? Полностью?!

— Да, — кивает решительно. — Я постараюсь быть сдержанным. Очень.

— Ох… — выдыхаю. — Надеюсь, в следующий раз мне не придется писать петицию о расставании только для того, чтобы услышать от тебя признания в любви.

— Так это была петиция о расставании? Охренела?!

— Ты же не дочитал. Там, да… Много всего.

— Весь мозг вынесла.

— Значит, приманка сработала.

Дан смотрит на меня с удивлением, воспользовавшись удачным моментом, прижимаюсь к его рту губами, целую жадно. Он со стоном врезается в мой рот в ответ, стискивает рукой, алчно шарит всюду по телу, бранится.

И при этом второй рукой придерживает сына, лежащего рядом со мной. Впрочем, я делаю точно так же. Наши пальцы совсем рядом друг от друга, а рты тесно впаяны, языки переплетаются.

— Хватит! — Дан отстраняется. — Хватит, не то…

Взгляд безумный, горящий.

Рот влажный, приоткрытый.

Интересно, он тоже видит меня настолько голодной, отчаянной?

— Ты просто не представляешь, как мне тебя не хватает. И когда я вижу, как ты отстраняешься, всякая чушь в голову лезет…

— Значит, буду вытрахивать твою чушь, — обещает Дан и переводит взгляд на сына.

Я тоже смотрю на Дэнчика, чтобы снизить градус напряжения, но… не выходит.

Смотрю на нашего сына. Черт, а…

— Мы сделали его вдвоем, — шепчу. — Целого человека.

— Угу, пиздец, какая ответственность!

— И радость. Радость же, Дан. Признай.

— Признаю, — отвечает мгновенно. — Знаешь, как-то не хочется однажды прийти и получить в рожу петицией о недостатке моего внимания к сыну и лишении моих прав на отцовство.

— Думаешь, я на такое способна?

— Не знаю. Но меня от себя отлучить хотела.

— Это была уловка. Ты повелся…

— Кто знает, кто знает, — тянет. — Вечером проверим. Уловка или нет. Покажешь, как соскучилась?

— Да я… Я… — захлебываюсь восторгом. — Хоть сейчас.

— Тише, — осаживает. — Не хочу ходить с трусами, полными спермы. Едва держусь.

— Хорошо. Тогда… Вечером, да?

— Да.

— Только не передумай.

— Какое «передумывать»? Я договорился о выписке, заберу вас после обеда, — ухмыляется. — Пути назад не будет. Понимаешь? Я тебя не отпущу. Не отдам. Моя.

— Да, — киваю. — Да-да-да…

Глава 54

Ника

Очень любопытно, куда везет нас Дан.

Меня и сыночка.

Я не знаю, что Дан подразумевает под словом «дом». Может быть, даже прикупил недвижку какую-нибудь в моем родном краю, кто его знает. Разумеется, я бы возмутилась, что это нелогично и просто глупо — покупать недвижимость, когда у меня уже есть дом с участков.

Вкладываться в недвижимость на абы как тоже нельзя. Нужно подходить с умом. К примеру, я знаю несколько участков, в которые хотела вложиться, как инвестор… Поправляю себя: зна-ла.

Сколько времени прошло, а? Сколько времени минуло… У меня уже сынишка — вон какой… богатырь. Тискаю его, целую спящего. Похож на своего папу, до ужаса похож! А глазки — мои. Мои бусинки!

Я испытываю ни с чем не сравнимый восторг, когда смотрю на нашего сына. С любовью бесконечной смотрю, потом перевожу взгляд на белобрысый затылок Дана, сердце снова подхватывает бурным потоком чувств, меня уносит, а потом вж-ж-жух — словно падаю с высоты в потоке Ниагарского водопада. Все ревет, шумит, вода брызгами… Вот как я могу описать свои чувства к этому мужчине — слишком мощные, слишком шумные, требовательные! Ему, может быть, моя громкость и энергичность, вся — слишком. Надо, наверное, дозировать как-то, м?

— О чем задумалась? — интересуется Дан.

— О водопаде.

— Серьезно?

— Да.

— И что это значит? — хмурится. — Ты давай, поменьше со мной в шарады, Моника. Прямо говори!

— Я думаю, устоишь ли ты под водопадом. Не будет ли слишком?

— Там все не так просто, да? — ерзает на сиденье. — Подвох есть. Это же ты, Моника. Тут по-любому есть подвох. Ты не прямо про водопад. С намеками!

— Сегодня я не буду делать тебе мозг. Просто я тебя так сильно люблю, что чувствую, будто это водопад, в самой-самой бурлящей его точке. И еще не придумала, как это… уменьшить.

— Охренела? Уменьшить она хотела. Я несколько месяцев жил надеждой на гребаное чудо, даже, блять, молился, а ты уменьшать собралась! Оставь! — требует. — Живо выбрось эту дебильную чушь из своей умной головки. С завихрениями…

— Вот еще и с завихрениями. Точно уменьшить надо, больше разумности.

— Давай, по этой части я — буду, идет?

— Но ты же тишину любишь, спокойствие… Все такое.

— Я могу любить тишину и искренне наслаждаться ревом водопада, игрой огня… Словом, всем тем, что ты — есть. Не надо поменьше. Пожалуйста. Я, может быть, никогда себя настолько… нужным не чувствовал.

— А любимым? — спрашиваю тихо.

— До тебя?

— До меня.

— Моя жизнь подчинялась моим правилам. А ты не вмещаешься, постоянно что-то ломаешь. И мне это может не нравиться умом, но я от этого в диком… — призадумывается. — В диком взбудораженном состоянии. Все реакции обострены. На пределе. На пике. Да, я с тобой чувствую себя на пике. Предельно живым.

— Обалдеть, — шепчу. — Теперь я хочу тебя еще больше…