Моя нечаянная радость

Только это не простая история: стать настоящим полярным летчиком – это годы практики и учебы. И спецтренажеры, и работа в реальных условиях, но в первую очередь – опыт, опыт и еще раз опыт! Вот почему, какая бы романтика у тебя в разных местах ни бурлила и на какие бы подвиги парнишку ни тянуло, пока лет десять не поучишься у настоящих асов и спецов высшей пробы, не налетаешь в самых жестких условиях положенных часов, никаким полярным летчиком, в общем-то, никогда не станешь.

А еще к этой профессии определенный склад характера и дарования необходим, можно сказать – талант, без него никак. Это особая интуиция, выдающиеся способности к ориентированию, тонкое географическое чувствование в мозгу, память, повышенная реакция и способность к принятию мгновенных решений, хладнокровие в экстремальных ситуациях, и это далеко не все.

А еще они все немного чокнутые, эти полярные летчики.

У них Арктика в крови, как ген неизвестный. Что такого в ней мистического и привлекательного, простому человеку не понять, но практически каждый вылет полярного летчика на грани фола. Редко бывают спокойные размеренные рейсы – предугадать, как и когда переменится погода или разольется на все небо северное сияние, глуша аппаратуру, даже самые продвинутые метеорологи пока не могут. Нет, приблизительный прогноз и анализ погодных условий делают, а как же, и самый, точный насколько это возможно, только у Арктики свои законы и свой характер.

Вот и получается, что каждый раз, вылетая в рейс, полярные летчики готовы к любым сюрпризам, а те, как правило, и случаются с завидным постоянством.

И самое поразительное в том, что все эти мужики абсолютно и беззаветно преданы этому краю и своей уникальной профессии и никогда в жизни ее не променяют ни на что другое, и мучаются ужасно, не находя себе места на земле, когда заканчивается их летный век, и все смотрят в низкое заполярное небо с тоской отвергнутого, и снятся им ночами длинные полеты под сполохами полярного сияния.

Вот так.

Петру Батардину повезло по всем статьям – он обладал нужными данными и качествами, необходимыми полярному летчику: и отменным здоровьем, и целеустремленностью, и попал в коллектив людей, прекрасно знавших, помнивших и уважавших Фёдора Игнатьевича. Были там и два бывших однополчанина отца. Так что Петю не только взяли под свое крыло, но и обучали с особым пристрастием и требовательностью, выковывая из него настоящего, крутого специалиста.

В Мурманске же он познакомился со своей будущей женой – Сашенькой Рогатиной, восемнадцати годов, студенткой педагогического института, дочерью офицера-подводника Виктора Михайловича Рогатина. Мама ее Алевтина Антоновна была коренной ленинградкой, пережила ребенком всю блокаду и любила свой город самозабвенно и преданно. Но случилось ей влюбиться еще более преданно и безоглядно в курсанта военного училища Витю Рогатина, и эта любовь перевесила все остальные привязанности, в том числе и к родному городу, и уехала она с мужем по окончании им училища в далекий Мурманск.

Вот такая героическая родня со всех сторон в семье получилась. Через год Сашенька с Петенькой поженились, а еще через год родился у них Матвей.

Десять лет Петр Федорович проработал в Мурманске, а после вернулся с семьей в Архангельск, в восьмидесятом году, когда Матвею исполнилось семь лет.

Дед Фёдор Игнатьевич летал до шестидесяти лет, как раз до возвращения сына с семьей домой в Архангельск. Но даже после этого работы не бросил и стал наставником молодых пилотов, передавая свой опыт в родном авиапредприятии. Ужасно тяжело переживал упадок, практически гибель полярной авиации после девяностого года. Болел этой бедой. И все недоумевал преступной недальновидности и откровенной продажности руководителей страны, буквально угробивших богатство и достояние России.

Умер восемь лет назад.

Анна Григорьевна всю жизнь была краеведом Архангельской области и историком, известным не только местным, но и по стране. Жить без любимого Феденьки ей стало неинтересно и пусто, и через полгода после его смерти тихо, без болезней и недомоганий серьезных, во сне умерла и она.

У Матвея же с рождения практически не имелось иных вариантов, как пойти по стопам отца и деда – ну, во-первых, у него еще в детстве проявились потрясающие способности именно к этой профессии, и с годами они только развивались и крепли, в том числе и с помощью специальных тренировок, которыми занимались с ним отец и дед, – а куда денешься, гены.

А во-вторых, жили они все вместе большой дружной семьей в центре города в огромной четырехкомнатной квартире, которую выдало государство Федору Игнатьевичу несколько лет назад за заслуги, – дед с бабулей и Матвей с родителями. И в их семье и доме царил непререкаемый культ полярного пилотирования и Арктики!