— Уже, — оставляю его вопрос без ответа. Аня тоже почему-то не опровергает и противное чувство перестает так сильно давить на ребра.
Томас оказывается прикольным парнем. Старше нас, не особо разговорчивый. Да я к нему в душу и не лезу. Дал ему денег, чтобы он принес немного еды. Заставил Аню поесть, взял у ее друга куртку, постелил на матрас и только после разрешил девчонке лечь. Она устроила голову у меня на коленях и быстро уснула.
На нервах меня тоже срубило прямо сидя.
Просыпаюсь среди ночи от воя собак. Том тоже дергается, прикладывает палец к губам, показывая, чтобы молчал. Киваю, что понял. Наблюдаю, как он, не включая свет, идет к заколоченному окну, встает к стене и аккуратно выглядывает. В щель попадает яркий свет от фонарика, больно бьет по глазам. Томас отскакивает в сторону, Аня просыпается, ей лучом как раз в глаза попадают. Зажимаю ей рот ладонью, чтобы не закричала. Пугается, пытается вырваться, но увидев настороженного друга, замирает.
Том снова выглядывает в окно. С улицы слышны мужские голоса.
— Это не Олег, — тихо пищит Аня, сжимаясь в комочек.
— Он здесь, я тебе говорю. Повезет, если та девчонка тоже с ним. Накажем сразу обоих, — ржут голоса, и до нас из подъезда доносится эхо рычащего пса и топот тяжелых ботинок.
Глава 11
Анна
Томас с ноги бьет по доскам на окне. Они трещат и легко ломаются. Друг бежит к дверному проему.
— Я уведу. Уходите, — кидает нам и выскакивает в подъезд.
— Взять, Джокер! — слышим эхо команды, а за ним очередной грозный рык пса и звуки возни.
— Быстрее, ну, — Макс буквально выталкивает меня на узкий карниз под окном, при этом не забывая придерживать, чтобы я не сорвалась вниз.
Надо пройти немного и будет кусок пожарной лестницы. По нему можно подняться на крышу, но как же страшно. За себя, за Тома, за Макса. Дура! Втянула его в такую опасную историю.
— Аня, все потом, — словно зная, о чем я думаю, подгоняет Макс.
А из подъезда никто не выходит. Это очень странно. Они ведь уже поймали Тома? Вдруг собака сделала с ним что-то ужасное?
Мотнув головой и чуть не потеряв равновесие, беру себя в руки и двигаюсь по карнизу, стараясь хвататься за остатки кирпичного выступа в стене над окнами или за выемки, где когда-то был такой же кирпич. Нога касается ржавой ступеньки. Затем вторая. И я быстро поднимаюсь на крышу, ложусь на нее спиной, чтобы меня снизу не было видно. Макс, тяжело дыша, падает рядом.
С улицы слышны голоса. Хвалят пса, матерят Тома. Мы подползаем к краю крыши и смотрим, как парня заталкивают в машину. Живой… Главное, что живой.
— Он сбежит, — шевелю губами. — Уже сбегал и сейчас сбежит.
— Кому скажу, не поверят, — нервно усмехнувшись, Макс лежит и смотрит в небо, пока я глазею на то, как в неизвестность увозят Томаса. — Ну что? Ты еще не передумала угонять тачки? — спрашивает, не глядя на меня.
— Злишься?
— Нет, я в восторге! — резко садится. — Не заметно?!
— Не кричи, — подтягиваю к себе колени и упираюсь в них подбородком. — Передумала, — тихо отвечаю на его вопрос.
— Слава яйцам, — раздраженно закатывает глаза. — Ждем еще полчаса и будем выбираться отсюда.
Он снова ложится на крышу. Подползаю ближе и устраиваюсь совсем рядом, вытягивая руки вдоль тела. Вздрагиваю от прикосновения к своей ладони. Смотрю на Макса. Он все так же пялится на звезды, а его пальцы медленно двигаются по моей коже. Ее тут же начинает покалывать, а живот сводит уже не от страха, а от других, очень необычных эмоций. Меня бесит его невозмутимый вид! Он ведет себя так, будто прямо сейчас ничего не происходит. Какого черта? Почему я так реагирую на него, а ему пофиг?! Равнодушное чудовище!
Мне вдруг кажется, что он улыбается моему сопению, но снизу меня зовут, и этот голос я очень хорошо знаю.
— Аня! — мое имя разносится эхом по всему закутку.
— Макс! — к нему добавляется женский голос.
Максим резко садится и шумно втягивает носом воздух.
— Олег, ты уверен, что они здесь? — спрашивает папа.
Макс поднимается первым, протягивает мне руку, помогает встать и ведет к краю крыши. Нас замечают.
— Нашлись, — синхронно выдыхают родители.
— Я убью тебя, Макс! Ты слышишь меня?! — всхлипывает его мама. — Только спустись оттуда и ты неделю сидеть не сможешь! Ты у меня спать будешь только на животе, засранец!
— Там стойте, я поднимусь, — командует Олег.
Только вот мы и сами от чего-то не торопимся спускаться. Не знаю причин Максима, он на мать не смотрит, он убивает взглядом крупного мужчину, который ее обнимает в попытке успокоить. А мне просто страшно смотреть отцу в глаза. Еще не отпустило случившееся, и скандал с Ви, и обида на него, и такое странное, очень особенное прикосновение Макса к моей руке. Оно даже особеннее всех важных и правильных слов, что он говорил в той бетонной коробке. Меня сейчас просто разорвет от всего этого, и я прямо с крыши разлечусь атомами по вселенной.