Из комнаты Киры слышится работающий пылесос. А где она сама, интересно? Эта пакость всегда приезжает с учебы раньше меня. Внизу трется?
Бесшумно спускаюсь по ступенькам, иду на звук ударов. Отца нахожу в спортивном зале. Он безжалостно колотит боксерский мешок, подвешенный к потолку. Пот стекает по его сильной спине, волосы тоже влажные, значит он тут давно.
Папа тяжело дышит и не видит ничего вокруг. Из колонок играет ритмичная музыка, разгоняющая даже мой пульс. Прохожу в зал и сажусь на длинную скамейку, забиваясь в самый угол между стеной и окном.
Отец ловит обеими руками спортивный снаряд, чтобы он не ударил его в лицо. Упирается в него лбом и стоит так несколько секунд. Разворачивается ко мне, и я не могу понять, что творится в его глазах. Там и беспокойство, и злость, и тепло, направленное прямо на меня.
— Привет, — машу ему ладошкой. Находит пульт, выключает музыку и садится рядом со мной на скамейку. — Где Вилена?
— Отправил их с Кирой к ее родителям на пару дней. Пусть подышат свежим загородным воздухом, — он морщится от пота, попадающего в глаза. Снимает с крючка полотенце, вытирает лицо напряженными руками.
— А Олег? Что будет с ним?
— Уволил, — папа разворачивается полубоком. Сейчас от его взгляда хочется залезть под эту самую скамейку.
— В смысле уволил? — произношу очень тихо. — За что?
— Не справился с поставленной задачей. — обыденно отвечает, будто это совершеннейшая ерунда.
— Но папа! Он же не виноват!
— А кто виноват, Аня?! Кто?! — сжимает руки в кулаки. — Я до сих пор не могу уложить в голове, что моя дочь способна угнать машину! Чем ты думала?
— Тебя же можно вызвать только, если случается ЧП, — обиженно отворачиваюсь. — На всех всегда есть время, только не на меня! А я всего лишь хотела один вечер для нас с тобой, чтобы как раньше, как настоящая семья! Но тебе опять некогда. Или может я просто перестала быть частью семьи, — голос предательски дрожит.
— Аня. Да я.… — его задевают мои слова.
— Все делаешь только ради меня, — перебиваю. — Я сотню раз уже это слышала. Наверное, ради меня ты позволил своей… кхм… жене. — как же сложно ее так называть, — выбросить все мои вещи. Личные вещи, папа! Любимые! И забить мой шкаф безвкусными тряпками. Или отослал ее, чтобы поорать на меня сегодня, а не потому, что она выбросила из окна мой синтезатор. Ты дарил мне его, а она разбила! И что ты сделал, пап? Где был?
— Я не знал про синтезатор, — он упирает локти в колени и на мгновение прячет лицо в больших ладонях. — Правда ничего не знал.
— Конечно! Откуда тебе было знать? А знаешь, кто поддержал меня в тот момент, когда я как дура ползала по тротуару пытаясь собрать запчасти от варварски уничтоженного инструмента? Ты не знаешь! Олег! Твой Олег оказался единственным, кому было не все равно на меня! А ты взял и уволил его! — подскакиваю со своего места. — Ты забираешь все, что становится мне дорого! Из-за нее!
Отец тоже встает.
Меня колотит всю. Он ловит и сгребает в крепкие объятия. Сильно — сильно сжимает, до хруста в косточках. Путается в волосах напряженными пальцами, гладит по затылку. Я чувствую, как его тоже трясет.
— Ты понимаешь, что со своим другом совершила преступление? — шепчет мне в макушку.
— Это твоя машина. Или ты заявление на нас напишешь? — обиженно отфыркиваюсь, но все равно льну к его груди щекой.
— Не говори ерунды, Ань. Я не об этом сейчас. Ответь на вопрос.
— Понимаю, — шмыгаю носом.
— Ты понимаешь, что вы могли не справиться с управлением и просто убиться? Вы все разворотили в салоне. Подушки могли бы не сработать и тогда все, Ань! Два трупа в черных закрытых мешках!
— Макс хорошо водит, — вяло продолжаю сопротивляться здравым аргументам.
— Твой Макс.… — отец скрипит зубами. — Об этом позже. Это большая, тяжелая машина, Анют. Не убились бы, могли покалечиться, остаться инвалидами или сбить насмерть человека! Обида на меня стоила бы таких жертв?
— Я… Не знаю.
— Не знает она! Я просил дать мне две недели. Я бы разобрался с делами и у нас было бы с тобой кино, Ань.
— Нет, — кручу головой. — Потом случилось бы ЧП на другом комбинате, срочные переговоры или овуляция у Ви!
— Анна! — взяв меня за плечи, отстраняет от себя и строго смотрит в глаза. Его взгляд постепенно смягчается. — Я люблю тебя, Анютка, — тихо признается. — Знаю, что тебе меня не хватает. Знаю, что я далеко не отец года. Но угнать машину, Ань! Это перебор. Мне придётся тебя наказать.
— Понимаю, — виновато опускаю голову.
— Но не сегодня, — вдруг улыбается он. Устало, но так искренне, что я подхватываю. — Я в душ, а ты пока собирайся. Мы кое-куда съездим, а заодно поговорим о твоем парне.
— Он не мой парень. Даже не друг, — смущенно убегаю вперед папы к выходу из спортивного зала.
— Да-да, я так и понял вчера. У тебя тридцать минут, малыш. И никаких розовых волос!
Бегу вверх по ступенькам. Останавливаюсь, кручусь на пятках, едва не врезаюсь в папу носом.
— Верни Олега, пожалуйста. Он честно не виноват, — складываю ладошки в умоляющем жесте и часто хлопаю ресницами.
— Подумаю. Тридцать минут, — напоминает, щелкая меня по носу.