Кольцова Оля, самая тихая девочка в нашем классе, предложила поиграть в «Садовников», чем вызвала у меня подозрение — не влюблена ли она тоже в Алика? Я подозревала всех девчонок, в каждой видела соперницу. «Садовники» — это в ту пору была такая игра: «Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме…» Тут надо называть какой-то цветок, каждый сам себе название придумывал. Ну, цветок называешь, понятно, тот, под названием которого скрывается объект твоей любви или симпатии — в общем, интереса. Баклашка — Астра, Ирка — Ирис, Кольцова Оля — Ландыш. Я, конечно, хотела быть фиалкой, но фиалку уже себе присвоила Коза. Алик был Тюльпаном. Стали мы играть, мне еще больнее стало. Вы догадываетесь, кого тюльпан все время выбирал. А меня, Розу, между прочим, только один раз и выбрали. Притом Нинка. Притом по ошибке. Сама Нинка была Ромашкой, видите ли, любит — не любит, плюнет, поцелует. Я уже не помню, как заканчивалась эта дурацкая цветочная перекличка. Помню только, что было мне горько и обидно, и фиалковый аромат до сих пор вызывает у меня аллергию и слезы.
Гений злодейства во мне проснуться-то проснулся, но что-то никаких действий не совершал. Как я старалась настроить свои мозги на изобретение страшной мести, чтобы Алик Козу эту возненавидел, ничего мне в голову не приходило. Вообще, я заметила, что роль злодейки не для меня. Сколько раз в жизни бывали ситуации, когда нужно было бы разозлиться, ответить каким-то действием, даже для мести причины бывали. А у меня все кончалось только построением предполагаемых поступков, потом всякая злость и досада благополучно растворялись в повседневных делах, а дальше и вообще забывались.
Я вот думаю… Когда я была маленькой, помню, бабушка меня купала в корыте, а потом из кувшина поливала чистой водичкой и струйки ее со спины моей спивала и приговаривала: «С гуся вода, с Ларочки худоба». Ну, как вы видите, худоба мне не грозит. Но, наверно, вместе с худобой этой бабуля моя и злость с меня спила, и жадность, и еще много чего дурного. Спасибо, бабушка.
Теперь возвращусь все-таки к истории с Козой. Жизнь расправилась с моей соперницей сама, без моего участия. Хотите знать как? А вот так.
После прогулки в Сокольниках мы шли домой, и вдруг Алик громко так, как будто нарочно, чтоб я слышала, говорит Козе: «Маргарита, пойдем ко мне домой, я очень хочу показать тебе моего нового друга». Все тут же, конечно, стали расспрашивать Алика — что это вдруг за друг новый? Алик развоображался, что у него дома теперь живет золотой хомячок, мама его обожает, зовут Люси. Коза очень обрадовалась, на Люси эту поглазеть захотела. Наверно, ей особенно понравилось, что Алик только ее приглашает.
Я несла в руках букет листьев осенних, красивый такой. Как услышала, что Коза к Алику идет, выкинула букет в урну. Мне рука была нужна — платок носовой достать… сами догадываетесь, для чего.
Что произошло потом, мы узнали только на следующий день. Алик и Коза пришли в класс, друг на друга не смотрят. Наоборот, Алик мою ручку поднял, которая упала и под стол закатилась: «Ларис (не Рубала!), у тебя вот ручка упала». Что это с ним?
А вот что, оказывается, Коза потом Ирке (а Ирка всему классу) рассказала.
Хомячок Люси, действительно золотистый, из клетки вылез и забегал по комнате. Коза его в руки брала, брюшко чесать. А потом отпустила на пол, а сама в туалет пошла, а когда возвращалась, не заметила, что Люси у двери сидит — Козу ждет, брюшко, видно, понравилось, когда чешут. И Люси ждала продолжения. И тут Коза наступила на бедную зверюшку ногой! И сама завопила от страха так, как будто наоборот — Люси на нее наступила. На крик прибежали генеральша, Аликина мать, и домработница. Спасти Люси не удалось. Провожать Козу Алик не пошел. Моя любовь была спасена. Все-таки Алик молодец, настоящий мужчина — мне ручку из-под стола достал.
Сколько лет, вернее десятилетий, прошло с тех пор, но, видно, детская любовь оставляет вечный след, и потом одними из первых моих песен были «Пойдем гулять в Сокольники» и «Мы в садовников играли, мы друг друга выбирали, и казалось, в самом деле, что решается судьба. Что решается судьба…».
Какой же это класс? Вроде седьмой. По школьному двору плывет запах сирени — май. В моде — нижние юбки. Снизу, разумеется, а сверху — разноцветные; как тогда говорили, «веселый ситчик». Бабушка моя — мастерица и делает классно все, за что ни возьмется. Нижнюю юбку сшила из белого материала, кружавчики по подолу. И накрахмалила ее туго-туго, так, что это уже не Рубала получалась, а Одетта какая-то, хоть в Большой театр иди в ней, верхнюю не надевая, и в «Лебедином озере» танцуй. А Алик, к примеру, фуэте с пируэтами творил бы, да в адажио ко мне бы пританцевал, да за талию взял — для совместного кружения. Талия в то время у меня как раз была.