— Этот самолет… он, как бы так сказать… он мой! — выдохнул он, краснея и задыхаясь.
Букет, видный из-за его спины, задрожал в спрятанных руках.
— Этот самолет принадлежит вам? — я вскинул брови, но не удержался от искушения и еще один глоток отпил. — Постойте, вы — начальник авиакомпании? Пришли извиниться? Но почему передо мной? Там ведь несколько вернулось из тех пассажиров. Вам бы, может, еще можно их сразу поймать в здании аэропорта.
— Нет, этот самолет… я вовсе не начальник, — он смущенно двинул ноздрями. — Хотя он принадлежит мне.
— Для миллионера вы слишком нервный.
Это было не хорошо, но его смущение меня забавляло. Или я после кофе расслабился и раздобрел? Так хорошо: люди шумят в стороне, я стою один, стаканчик любимого мокка в руке — и от его аромата и тепла меня никто не отвлекает. Ну, почти никто. Но что ему все-таки от меня надо?..
— Я сделал этот самолет! — выпалил он, задыхаясь от ужаса.
И смотрел на меня так, словно ждал, когда я воткну лезвие ему в живот. Должно быть, бедолагу уже замучили сотрудники аэрофлота и начальники его предприятия.
— Вас уволили? — со вздохом уточнил я, сдвинул брови, когда он напрягся. — Молодой человек, надеюсь, вы не собираетесь наложить на себя руки? Я понимаю, что ситуация критическая, но, будучи врачом, я подобных действий не одобряю. Даже если вам все равно, мы каждый раз расстраиваемся, когда кого-то не спасли. И к нам же ходят ваши огорченные родственники с упреками. Или, хуже, жутко ругаются в стенах больницы, выясняя, кто больше был виноват, — меня передернуло от свежих воспоминаний. — Короче говоря, это ужасное дело.
— Нет, что вы! — он взмахнул букетом, заставив меня отшатнуться.
Каким-то чудом я не расплескал оставшуюся половину кофе. И сейчас отчаянно прижимал его к себе. Просто… когда еще выдастся свободная и спокойная минута?.. Ну, относительно спокойная.
— Я бы не посмел… я бы никогда не посмел выкинуть жизнь, которую вы мне подарили!
— Я?! — не будь я таким увлеченным студентом, что будущим инженером, что будущим медиком, я бы, может, всерьез испугался или заинтересовался после этих слов.
Но тут я точно помнил, что кроме Митико у меня никого не было.
— Мне очень стыдно, но я…
Тут я приметил развернувшуюся к нам пару глаз и объектив.
— Давайте кратко, если вы не хотите, чтобы нас поймали, — шепнул я. — А я, признаться, не хочу: мне еще надо заехать на работу и навестить жену. Дочку вернуть домой.
— Вы меня совсем не помните… — его лицо грустно вытянулось. — Да и не стоит… после того, что я натворил…
— О, господина Такэси встречает какой-то его знакомый! — радостно сказал журналист и сердито обернулся на напарника с камерой, проверяя, успел ли тот запечатлеть нас, беседующих вдвоем. То есть, уже нет. — Или бывший пациент?
— Да, я его бывший пациент! — глаза молодого мужчины зажглись восторженно. — Представляете, я был из очень бедной семьи, на операцию для меня у нас денег не было, но Такэси-сан очень благородно подарил моему отцу свои накопления! И я смог выздороветь с его помощью!
Я, конечно, понимал его благородный порыв привлечь и ко мне заслуженную волну всеобщего одобрения, но прямо сегодня… сейчас… о, нет!
Пришлось опустить стаканчик с остывающим кофе и заверить журналистов, что я помню этого парня, что я всеми силами за то, чтобы у молодых и талантливых людей было будущее, что я знаю фонд, где малоимущие родители могут найти помощь и… словом, я как мог старался отвлечь их внимание от моей скромной персоны. А этот подлый парень стоял рядом и растерянно на меня смотрел.
— А вообще в этом можно усмотреть красную нить судьбы! — восторженно обернулся к коллегам один молодой и неприлично растрепанный журналист, судя по потрепанному пиджаку и штанам, неудачное место занявший возле Юмэ, если вообще смог прорваться к ней. — Господин Такэси когда-то выложил собственные деньги, чтобы помочь в проведении операции для господина Мидзура, может, сам лично участвовал. А теперь господин Мидзура сделал самолет, на котором господин Такэси благополучно долетел. То есть, почти долетел до Германии. Но главное, что самолет все же смог приземлиться благополучно. Конечно, в этом есть заслуга опытного экипажа, но, будь самолет совсем плох, опыт и самообладание капитана никого бы не спасли. Как, кстати, называется ваш первый самолет, господин Мидзура?..
— Я еще не придумал… — смущенно потер лоб молодой конструктор, повернулся ко мне. — Господин Такэси, а что любит ваша дочь?
— Петь, — я улыбнулся. — Да еще и чаек, пожалуй.
— О, тогда я назову его «Песня чайки»! — радостно сказал молодой ученый. — И, если меня не уволят, я создам новую модель, которая не будет падать и загораться никогда!
— О, «Песня чайки»? Звучит романтично! — радостно вскричал помятый молодой журналист.