Моя пятнадцатая сказка

Но страшнее были картины и обрывки голосов чужих, поселившихся в его голове со дня проклятья. Он как-то шел мимо дома друга бывшего, точнее, всегдашнего своего врага, мерзкого и коварного, цветы жены которого разрубил. Да, на ворота мрачно его покосившись, мрачно пожелал предателю сдохнуть.

— Он умрет недели через три, — шепнул ему голос шипящий старческий в ухо.

В ужасе обернулся Ен Ниан, но за собою никого не углядел. И люди стояли далеко, пятились напуганного, от него, проклятого драконом. Хотя и сыном всего лишь господина реки и дождя, младшим из сыновей.

И умер недели через три тот мерзкий молодой господин, с лошади на охоте упав, шею себе свернул, кровью захлебнулся гнусной своей. Ен Ниан, услышав, обрадовался поначалу, но голос старческий припомнив, вдруг помрачнел.

А голос шептал, шептал…

Что спит служанка старая и с охранником молодым. Что обманывает отца его чиновник главный столицы. Что утопнет скоро девушка, цветы продававшая, узнав, что ждет дитя от… да мысли эти странные ему к чему?..

Но голос шептал, шептал…

Да снились ночью страшные сны.

Да отец с приятелем своим поссорился вдруг, хотя ничего никому подробно о том не рассказывал.

Да люди шептались в один день, что молодая девка, продававшая на главном рынке цветы, вдруг пошла и утопилась, отправилась самовольно в царство бога реки. Да разве он примет ее, нищую и своевольную?.. Но дракон так и не появился в ближайшие дни. Может, и принял, болезную. У нее из семьи никого не осталось.

И вдруг понял Ен Ниан, что стоит ему подумать, что кто-то умрет — и картины видит о смерти. И люди мрут те в ближайшие дни. Хотя и не все. Но кто умер — умерли так, как в его виденьях. А подумает, с кем же дружны те и те — и картины видит он. Хотя тут уж и не так просто проверить. О связях некоторых люди не говорят. Особенно, кто кого предал и кто кому за что обязан.

И невольно женщин увидел отца, в объятьях того. Увидел двух мальчишек — сыновей своих — что спрятали матери в каких-то деревнях. И понял в ужасе, что матери их, разные женщины, охотнее выбрали детям жизнь в нищете, чем попытку попытаться признаться и попросить пустить хотя бы их детей в дом старшего сына Хон Гуна! Ужели он таким жутким был в их глазах?! Ужели… ужели, когда ласкал он их, охмелевший, а они — его в ответ ласкали, когда слова говорили, как любят его они, какой красивый он, как им восхищены… ужели все врали? Ужели… врали все они?..

Еще узнал, что дочь его другую мать — новенькая в борделе и первою доставшаяся ему — самолично удушила. Лишь бы не иметь с ним дела. Он видел — четко видел жуткую картину, как молодая женщина, рыдая говорила подруге, жившей в покоях напротив ее, когда та упрекала ее за жестокость к невинному дитя:

— Да уберегут же боги тебя саму от того, чтобы войти в дом этого господина! И от детей от него пусть уберегут! — отчаянно сжала рукав подруги оторопевшей, — Да разве может мать разумная пожелать своему дитя, чтобы он рос возле такого отца?! Все в городе только и твердят, что он — непочтительный сын. Что хуже него к отцу и братьям, и сестрам своим в этом городе не относился никто!

Да на пол опустилась, обессилевшая:

— А слышала ты про сестру его, Кэ У? — спросила она тихо и отчаянно, — Бедняжку оклеветали! А он не защитил ее! Не пытался даже! Да может… — плакать перестала от ужаса догадки внезапной посетившей ее, — А может… он все подстроил сам?.. А когда она, от побоев ослабевшая, упала, пошатнувшись, да головою упала об угол стола… все разбежались слуги в ужасе! А он слышал. Он слышал, что она лежит, захлебываясь в своей крови! Он тогда в поместье их был. Но он даже к ней не подошел. К старшей своей сестре! Он и потом не осведомился, как она, выживет ли?..

— Я слышала… — грустно присела рядом подруга, да обняв наконец за плечо, — Что тогда сам Хон Гун бросил дела все, отпросился, сам вбежал в дом тот проклятый! Поднял ее, побелевший, на руках своих в покои свои отнес.

— Страшный тогда, говорят, тянулся за ним кровавый след!

— Он сам в крови был, так, что когда потом за лекарем бросился, мать почтенного Хэя покойного, за покупками отходившая, увидев вернувшегося супруга в крови, подумала, что убивал его кто.

— А еще она вскоре детей потеряла, не донесла!

Отчаянно замотал головой несчастный Ен Ниан, но голоса те жуткие из головы не ушли, звучали. А глаза его видели — прямо среди покоев своих — как ведут разговор тот жуткий две подруги. О дне том жутком, когда он не защитил свою сестру. Старшую свою сестру, о брат непочтительный! А она потом, когда он стал проклятым, еще и таскала ему еду. Даже если и слышала, что в тот жуткий день он в поместье был. Но спасать ее прибежал отец, а не он.

— Вот скажи, — сжала мать-убийца руки притихшей своей подруги, — Как я могла доверить свою дочь такому отцу? Как я могла пустить ее на свет, чтобы слава отца шлейфом тянулась за каждым ее шагом, за каждою ее одеждою? Шлейф дурной славы с одежд не оборвешь!

И помолчали они несчастно, почти еще девчонки. Раздавленные жизнью. Нищие.