Моя пятнадцатая сказка

— Может… если вернется Гу Анг… — она начала она.

— Да вряд ли уже! — он сердито опять вернулся в позу прежнюю.

— Если он книги те сохранит, то, может, в награду вы дадите ему статус свободного? И… — она потупилась смущенно, — И Кэ У, — но тут же взгляд подняла, с живым любопытством заглянула в глаза супруга, — Уж разве он стал б обижать ее? — вздохнув, призналась, — Я тоже не хочу обид ее. Не хочу, чтоб она как сестра моя в дом матери приезжала навестить, слезы пряча за натянутою улыбкою.

— То было бы чудесно, — улыбнулся мечтательно Хон Гун, — И как я сам не додумался?! — но тут же помрачнел, — Если он вернется.

— Молитвами пылкими сердце любого, говорят, сбережет, — сказала женщина с милою улыбкою.

— Хотел бы я верить, — вздохнул ее супруг.

* * *

Месяца через два морщинка новая пролегла по лбу старшей госпожи. А на третий господину служанки радостно донесли — они тоже любили мать Хэя за приветливость — что ждет младшая госпожа ребенка следующего.

Хотя родила она дочку очередную. Но милою такою была, обнимая ее, лаская ее щечку, почему-то чаще правую! Сердце отогревалось у супруга, в те мгновения, когда он смотрел на нее.

Мрачнела старшая госпожа. А Ен Ниан и третью попытку завалил, и четвертую. Чиновником так и не стал. И пил и кутил. Кутил и пил. Любили вспоминать его злые языки. Пожалуй, один из самых обсуждаемых мужчин в столице. Но разве такое наполнит гордостью сердце матери и отца?!

* * *

А потом умер Цинь Шихуанди. Империя Цинь встретила свой конец. Всего пятнадцать лет она несла мандат неба. Видно, боги были не слишком довольны чем-то в правлении прежнего императора? Но, впрочем, мандат неба нового хозяина нашел.

И среди потрясений, среди армий враждующих, потерявших главу-императора, среди ополчившихся знатных людей былых, уничтоженных Цинь Шихуаном царств, схватившихся не шуточно, возродилось царство Чу. Один из чиновников средних тамошних, Лю Бан, стал военачальником. Царство Чу воевать стало против Цинь, разобщенного после смерти Цинь Шихуанди.

Люди простые вынуждены были опять переселяться. Люди гибли в войнах. Намного меньше стало тех, кто должен возделывать землю.

Но наконец власть забрал себе Лю Бан. Имя получил Гао-цзу. И новую империю Поднебесной страны нарекли Западная Хань.

* * *

Дом Хон Гуна и клан его более-менее времена смутные пережил. Вот, даже Ен Ниан за ум вроде взялся. Перестал столько пить, меньше стал уж по борделям гулять. И драться тренироваться стал каждый день. И стал расспрашивать о хозяйстве отца, как сохранить.

Женили его наконец. На девушке из обедневшей знатной семьи. Все в доме ее рыдали, все жалели ее, но выбрали богатство и знатность жениха вместо ее покоя.

И вроде притих Ен Ниан. Намного чаще дома стал ночевать при жене. И надеялись отец и мать его — да не надеялись совсем другие женщины отца его, знавшие его грубый нрав на себе — что успокоится наконец Ен Ниан, приличным человеком теперь заживет, отцом новой семьи. Ответственность делает мужчину красивей, юнца делает мужчиною жены хрупкость нежная, да ручонки протягивающая совсем еще маленькая, крохотная жизнь. Жизнь слабая, которую нужно защитить.

Да жена его молодая и робкая в первых родах умерла. Дочке жизнь так и не подарив.

Обозлился на Небо тогда Ен Ниан. Ругал словами жуткими богов. Ругал устои все. Не один из дорогих сервизов разбил. Он впервые понял вдруг, что люди смертны. Как драгоценно время. Когда оно утеряно. Когда ты ничего доброго подарить близким ушедшим не сумел. Не успел. Потому что не хотел. Тогда не хотел.

Он пил и пил. Хотя он к женщинам не прикасался больше. Боялся снова одну из них в родах убить. Боялся, что уже убил их сколько-то. Хотя никто признаться не решился, что дерзнул зачать и сглупил родить детей от того самого Ен Ниана. Уж как ни расспрашивал, как ни грозил, как ни бил. Сервиз разбил он редкий в борделе главном. Хозяйка послала отцу его робкое, но гневное между строк письмо. Мол, избавьте нас от его визитов, милый господин! Сил уже нет больше терпеть его.

Да он и не ходил к ним больше. Он уныло по окрестностям бродил. Морщинка первая на лбу мужчины молодого появилась. Но отец надеялся, что переживет, окрепнет. В конце концов, руде, чтобы стать острым и твердым мечом, нужно пройти через огонь и сколько-то ударов молотом тяжелым, распростертой будучи по наковальне.

А в один из дней шел вдовец молодой мимо реки. Реки, в которой, как верили все, жил старый дракон. Сильный дракон. Защитник и покровитель. Его о дожде молили. Ему раз в десять лет дарили молодую невинную девушку, одну из лучших деревенских красавиц. Хотя в год принесения дара сложно было найти невинную и юную. Ох уж эта распущенность! Ох уж эти девицы глупые! Хотя и все-таки брали замуж, сердце скрепя и зубы сцепив, мужчины молодые. Жена живая лучше, чем мертвая. То есть, подаренная дракону. Особенно, если повезло — и сосватали девушку уже приглянувшуюся и милую.