Моя пятнадцатая сказка

— «Горюющий», значит? — посмотрел на хама с усмешкой.

— Как «Смелый воин», — тот смотрел прямо ему в глаза, — Так мать почему-то назвала.

— А тебе драться не положено.

— Простите. Я не сдержался, вот и друга увлек. Все смеются люди и смеются, как им говорю о моем имени. Вот и решил научиться драться, чтоб другим неповадно было ко мне лезть.

— А движения тебе кто показал?

— Да я как-то раз видел, украдкой, — таки смутился наконец парень.

— Украдкой, значит, подсмотрел.

Юуси смотрел прямо. Хоть и наглец, но… Военачальник вдруг с горечью подумал, что хотел бы такого сына, точно такого же смышленого и точно такого же дерзкого храбреца. Но жена вот-вот должна родить. Может, хоть на этот год сбудется предсказание того бродячего шамана? Обещал ж что будет сильный и смелый наследник и у него. Давно обещал. Может, не стоило его бить да выкидывать из города? Вдруг несчастья с тем ребенком да болезнь старшей дочери — его проклятие: духов отомстить подговорил мерзкий старикан? Ну да дочь поправилась, значит, не совсем все и туго. А что побил да выгнал… ничего похвально нет, разумеется, в том, чтобы избивать стариков, пускай и сумасшедших или просто плутов. Только два года назад уже не выдержал военачальник всех этих сказок старого шамана. Или все-таки прав был старик — и однажды и у него родится сын, о каком мечтал? Тем более, что шаман говорил: одного сына боги точно приведут. Только ждать тяжело. Но, может, хоть на этот год?

— Шел бы ты… с полами грязными воевать, — беззлобно усмехнулся военачальник, — Битвы битвами, а как бы духи овощей на тебя за такое непотребство не рассердились.

— Простите меня, — виновато сказал парень, — Заигрался как дите. Но это моя была идея. Не трогайте друга моего.

И за других заступается! Хорош. Не чета парню, что рядом: тот уже от пота весь взмок, трясется, едва зубы не стучат.

— Украдкой, значит, посмотрел… — задумчиво повторил военачальник.

Да по другим делам пошел. Только вскоре поманил к себе верного помощника, тенью следовавшего за ним:

— Объяви еще набор. Что возьмем всех, кто захочет. Но вышибать будем еще строже, вместе с ленью и спесью.

«Юуси придет, — отчего-то подумал, — Юуси точно придет»

Юуси пришел среди первых десяти.

А жена опять обманула: очередную девчонку родила. Красивую — и только. Куда ему столько таких? Того гляди — со всеми влиятельными особами перероднится. Может, какую-нибудь отправит прислуживать в императорский дворец. Все это конечно могло пригодиться, но обида жгла душу. Хотелось сына. Сильно хотелось наследника-сына. Уже стал подумывать о второй наложнице или о том, кого бы усыновить. Или зятя подыскать для старшей дочери, который сам согласится войти в их семью и его имя взять?

Года три минуло с того дня. Шамана-старика, увы, не удалось найти. А то уж очень осерчал военачальник, думал голову наглому вруну снести. Да то ли тот и сам свою голову уже где-то сложил — не мудрено-то с его-то «ценными» советами да ответами — или же духи его все-таки от тяжелой руки военачальника берегли. Император тоже сердился: и он велел искать старика, хотел у него что-то про место для кургана уточнить. Ну да вознесся уже император к богам и к небесам.

Жена да наложницы военачальника исправно служили: трех дочерей приносили почти каждый год. Пришлось кого-то из наложниц женами назвать, младшими: старались же, милы были, не ссорились друг с дружкой, детей ему рожали. Но злость раздирала душу военачальника: у всех других были сыновья. У всех уже подросли свои сыновья, а он чем хуже? За что боги столь суровы с ним?..

С тоски подался искать учеников. Приглядывал за молодняком: кто смел, кто ловок, кто быстр, кто хорош, кто умен. Да нарочно им испытанья подкидывал. Особенно тяжестей навалил исподтишка на голову Юуси: уж очень старался простолюдин. И тяжестей навалил ему на голову военачальник, и сам же повышению поспособствовал. Тайком.

Юуси учился много да ладно. Вот уже некоторых своих учителей обошел. Красавец-воин. Так ладно дерется да такой смелый норов. А раз и вовсе подкараулил военачальника у лагеря, колени преклонил, до земли головой склонился:

— Возьмите меня в ученики, господин! Я видел, что средь нынешних воинов вы самый лучший. И мечтаю я днями и ночами, наяву и во сне, учиться у вас воинскому искусству!

Он хороший ученик был. Очень хороший. Да что-то дернуло военачальника новое испытание устроить его любимому ученику, тряхануть его, да так, чтоб еще с большим пылом да на новые вершины подскочил. И сказал он ему:

— Плохой из тебя воин. Мне в ученики не годишься. Приходи, коли еще острее отточишь свое мастерство.

Надеялся воин, что еще ретивей в учениях и сражениях станет мальчишка. Да только не увидел задора нового в глубине его глаз. Понурился парень, извинился, что от дела оторвал учителя, да ушел.

Он более не вернулся к нему. Ждал военачальник, замирая от самых смелых своих мечтаний. Ждал как с новым задором, с еще большим искусством придет к нему юный воин. Тот юнец, которого он разглядел среди других, чьими дерзостью и ловкостью любовался украдкой, за кем присматривал тайком.