Моя пятнадцатая сказка

Продавец сладостей вдруг посмотрел на меня, прищурившись.

Будто испытующе. Будто… все-таки, был не слишком честен со мной и меня испытывал?.. Но я уже сколько-то знала его, а быть с кем-то хоть немного знакомым мне было как-то спокойнее, чем брести по ночным улицам в одиночку домой. Да и… дома меня тоже ждет темнота. Дом ждет меня пустой. Точнее, в моем доме больше никто не ждет меня. Я уже не верю, что однажды зайду туда — и там будет ждать меня теплая красивая еда и нежные объятия мамы. По крайней мере, не сейчас. Может, все же… когда-то… но вряд ли сейчас. Похоже, она серьезно ушла. Если не насовсем.

— Пойдем, — улыбнулась ему и побежала догонять.

Мы прошли три улицы, как где-то вдалеке прозвучал выстрел. И где-то загудела сигнализация чьей-то машины. Я испуганно шарахнулась к Синдзиро, он меня за плечи приобнял и прижал к своей ноге. И утянул в противоположную сторону от выстрела.

Больше выстрелов не было. Хотя где-то гудела полицейская машина. И вдалеке шел звон, предупреждающий о закрытии шлагбаума перед проезжающим поездом.

И, как ни странно, спустя час или два — время как будто расплывалось, расползалось в темноте, перемешанной со светлыми фонарными пятнами искусственного света — мы у какого-то бара на газоне увидели трех лежащих мужчин. От них разило алкоголем. Мой спутник почему-то подошел к среднему, присел. И я невольно последовала за ним.

Синдзиро выудил из кармана зажигалку, чиркнул ею — и я в огоньке разглядела сонное лицо отца. Мы нашли его. Надо же, каким-то чудом нашли его в городе! Вот только… он, так беспомощно развалившийся на траве и не нужный никому, его сумка, валяющаяся поодаль, потерянная и забытая им… словно и он жизнью… словно выброшенный в траве из маминого сердца… Это было очень печальное зрелище.

— Я боюсь, в ближайшие часа два-три мы его не разбудим, — серьезно заметил Синдзиро, вставая.

Я сбегала за сумкой отца и осторожно подложила ее ему под голову. Чтобы не украли. Или его уже успели обокрасть как и его невольных соседей?

— Давай я тебя домой провожу — и пойду по делам? — предложил мой друг.

Чуть помолчав, серьезно качнула головой:

— Ты иди, если очень срочно надо. А я… Я, пожалуй, рядом подожду, пока он проснется.

— Там был чей-то выстрел, — нахмурился мой спутник.

— Но так папа проснется — и увидит, что у него есть, кому его ждать. Может, ему так станет легче?

— Глупая, — поморщился Синдзиро, — Когда кто-то дерется — страдают невинные. Тебя не пощадят, если подвернешься под горячую руку.

Испуганно отступила к газону.

— А вдруг и папа?..

— О себе подумай! — рявкнул друг.

— Но папа… вдруг папа?.. У меня никого больше не осталось!

Мой спутник думал долго. И едва слышно, в другой части города совсем, еще дальше, прозвучало два выстрела. И снова вой полицейских машин.

— Когда большой зверь идет — мелочь прячется, — проворчал Синдзиро.

— Но папа… мой папа… — отчаянно оглянулась на того.

А тот крепко спал. Пьяный. Несчастный. Такой беспомощный. Как я могу уйти, оставив его тут лежать одного? Он и защититься-то толком не может!

Молодой мужчина шагнул ко мне. Рот зажал, рванул на себя. И, как я ни упиралась, затащил меня во мрак между кустами. Шепнул:

— Сиди и не рыпайся.

— Но папа…

— Ты его защитить не сможешь.

— Но…

— Разве что неожиданно выскочив из темноты, сможешь обрести небольшое преимущество над врагом, — он меня по лбу согнутым пальцем треснул, очень больно.

Но он прав был. Так что я послушно притихла между кустов возле Синдзиро. Он, кстати, едва уловимо пах запахом сосновой хвои. Будто духами. Хотя и странно, что не какими-то покупными.

Тот вроде и с места не сдвинулся. Но как-то нащупал камень. Положил мне на колени. Шепнул мне в ухо, едва слышно:

— Запомни, лисенок, у тебя есть только два оружия и сомнительных, если честно — это выскочить из-за засады неожиданно для врага и камень, чтобы нанести удар. Если попадешь. Я, кстати, не уверен, что ты умеешь стрелять. Так что камень лучше прибереги в руке, чтобы отмахнуться им, если что. Так у тебя может быть несколько ударов в запасе.

В общем-то, он прав был.

— И запомни: ты можешь выскочить, только если они решат навредить твоему отцу. Все остальное, все разборки этих бандитов и полиции, нас не касаются. Поняла?

— А если… они убивать кого-то будут?

— А мы не причем, — зашуршал его костюм. Может, он и себе нащупал камень.

— Но…

Мужчина рванул меня к себе, зажимая рот рукой. И царапнул мне щеку ногтями. Странно, вроде бы они у него ровно были обрезаны?..

Так час или два, а может, поболее, мы просидели в засаде. Если где-то и шли разборки якудза с полицией, то явно не в нашем районе. И хорошо. Пусть они дерутся подальше от папы!

Еще был февраль. Вдобавок мы сидели на влажной траве. Так что вскоре я начала мерзнуть. Но доблестно терпела, пока мои зубы не начали клацать от холода.

Синдзиро снял с себя куртку и неожиданно закутал меня в нее. Чуть погодя подхватил меня и посадил себе на колени. Так постепенно моя юбка прогрелась от тепла его тела и штанов — и подсохла. Еще было темно. И пьяные мужчины все еще безмятежно спали через дорогу от закрытого бара.