Моя политическая биография

Пошли дожди. Обильные. Не московские какие-то. Некоторые особенно нетерпеливые делегаты прибыли дней на пять раньше и теперь толпились всякий день в штабе. В составе: я, Фёдоров, Локотков и самый приличный тогда национал-большевик, бородатый и более чем тридцатилетний, Андрей Жуков (он работал в музее Маяковского), мы поехали к директрисе «Алмаза» платить деньги. Натерпевшись уже от трусости властей и соотечественников (место проведения Конференции революционной оппозиции пришлось менять четыре раза!) я молил Бога, чтобы хрупкий директор не испугалась. Она не испугалась, она приехала в автомобиле с развязными мужиками, возможно, это и был знаменитый РУБОПовец со своей ментовской компанией, и приняла у нас деньги, предварительно заставив нас обменять доллары на рубли. Цена доллара значительно увеличивалась ежедневно, то было время кризиса, и я посоветовал ей взять оплату в долларах. Но русский директор есть русский директор, он своего не упустит, но и на хитрости не пойдёт. Никаких милостей от природы. Она не захотела.

Дни, как при ожидаемом взрыве атомной бомбы, отсчитывались в обратном порядке: 5, 4, 3, 2… Во все эти дни продолжали прибывать делегаты, но так как общежитие было нами забронировано на строго определённые дни и ночи, весь прибывающий однообразно одетый табор расположился в Бункере. Наконец наступил вечер накануне съезда: 30 сентября. Тут уже началось настоящее нашествие — пацаны только и успевали вбегать и кричать: «Эдуард, вологодский лидер прибыл! Эдуард Вениаминович, — ростовская организация! Эдуард Вениаминович — магаданцы!»

Партия обрастала фигурами, лицами, статью, мускулатурой. Члены московской организации, я видел, ловили кайф, получали удовольствие от того, что нас так много, что мы приехали отовсюду, что у нас так много братьев и сестёр. Они годами бегали по вокзалам, развозили каждые две недели газеты в абстрактно звучащие далёкие города. И вот теперь видят результаты труда. Появление наших региональных депутатов имело огромный укрепляющий эффект для москвичей.

Группами, по мере прибытия, мы отправляли делегатов в гостиницу. Оторвавшись от чая — все спешно глотали с дороги чай, — пацаны подхватывали свои рюкзаки. Я выходил к ним в большой зал и объяснял задачу, им всем раздавались памятки со схемами, с телефонами, с описанием маршрутов в общежитие, к кинотеатру «Алмаз» и в Бункер. Ну, разумеется, я испытывал радость, как человек, достигший своей цели. Я построил партию, из хаоса соорудил космос. Я сгрёб этих людей со всей России, нашёл их, собрал в организацию. Вопреки злопыхательству («…ничего не получится, ты не политик, ты писатель, Эдуард!»), вопреки злобному лаю бывших соратников («…неадекватные люди, проект НБП провалится»), несмотря на то, что нас хоронили уже с 1995 года, когда младенец НБП только первые писки издавал, — вот она, партия, проходила передо мной с рюкзаками и сумками. Разные и похожие, как братья, живущие от Магадана до Калининграда, парни и девушки.

К вечеру я поехал проверить, что делается в «Алмазе». Там трудились вовсю. Наш четырёхметровый флаг, сделанный мною и Тарасом, висел над сценой. Лозунг: «Россия — всё, остальное — ничто!» украшал задник сцены. «Ешь богатых!» «Капитализм — дерьмо!» Наш плакат работы Лебедева-Фронтова: Фантомас целится в зрителя из револьвера, с надписью: «Вставай, проклятьем заклеймённый!» — висел на стене у сцены. Как всё это напоминало революционные великие партии. Всё было как надо. И ново, по-современному.

На следующее утро за мной заехал не один Локотков, но прибыл целый отряд. Ребята решили, что, возможно, враги попытаются захватить вождя в день Первого съезда. Или устроить на него покушение. Заехал и Андрей Фёдоров. Я испытывал беспокойство, как и полагалось. Пока съезд не начался и даже после того, как он начался, мы никак не были гарантированы от неожиданностей. Кинотеатр «Алмаз» может быть окружён ОМОНом. Двери кинотеатра «Алмаз» могут быть закрыты. В кинотеатре может быть «заложена бомба», как предлог для закрытия съезда.

Из метро «Шаболовская» мы вышли и повернули сразу налево по Шаболовской улице. Впереди нас группами под дождём направлялись куда-то молодые люди в чёрной одежде: джинсы, ботинки, я, помню, подумал, что что-то подозрительно много молодых людей шагают в одном направлении с нами. «Смотрите, целые толпы наших валят, Эдуард Вениаминович!» — весело воскликнул Костян. Тут только до меня дошло, что это наши.

Я открыл съезд. Запись вёл Ермаков, но почему-то первая часть съезда канула в Лету — не записалось, что я там говорил, я не помню дословно, но сотни ребят, присутствовавших там, наверняка помнят и кто-нибудь расскажет, напишет воспоминания. Я поздравил их с первым всероссийским съездом, с тем, что начатая меньше четырёх лет назад партия из горстки интеллектуалов выросла в общероссийскую мощную организацию. Рядом со мной сидел Фёдоров. После меня он огласил порядок проведения съезда.