Моя политическая биография

Гребневу и его яростной речи хлопали. Даже Волков, сидевший в президиуме. Однако и «курс Гребнева» и «курс Волкова» партии не подходил. Штурмовики уже вызывали меньше ажиотажа в Питере, хотя бесспорно были самой заметной политической группой. Волков же, хотя и не ушел с Дугиным, на самом деле принадлежал к предыдущему поколению партийца-нацбола: резонёра и книжника. Время пикейных жилетов в партии кончилось. А время штурмовиков? 1998 год в России не позволял развиться «штурмовизму» — слишком сильны у нас традиционно милиция и спецслужбы. Впрочем, в дни 1-го съезда выбор будущей тактики не стоял ещё так остро. Мы ведь готовили документы для регистрации партии. Мы не исключали для себя возможности участия в легальной политической борьбе. Именно на борьбу мы нацеливались.

По окончании первого дня съезда я отправился к себе домой. Пригласил нескольких партийцев, оказавшихся рядом, выпить, рано отправил их домой и рано лег спать. Локотков исполнял в эти дни роль главного коменданта Бункера, он же сдавал кинотеатр, выпроваживая оттуда последних засидевшихся делегатов, потому меня охраняли в тот вечер другие лица.

Инцидент случился на съезде только один. 2 октября около шести утра мне позвонил дежурный по N-скому отделению милиции и сообщил, что у него находятся Гребнев Андрей и еще трое, две из них — девушки, и попросил чтобы я приехал. Я позвонил Фёдорову, и Фёдоров с Ермаковым отправились в отделение и забрали оттуда всю компанию. Не так уж он был и не прав в этой именно истории, Андрей Гребнев. На нашу голову директор общежития приняла множество командированных и потеснила наших из части отведённых им комнат. Наши догадались уплотниться и расположились в комнатах партийных товарищей на полу. Неистовый Гребнев вступил в интенсивную полемику с администрацией, только и всего. Администрация вызвала милицию. Я был страшно зол и намеревался отправить Гребнева в Питер немедленно после освобождения. Однако отступил от своего намерения, когда получил полный рапорт Фёдорова по телефону и поговорил с главным штурмовиком.

Во второй день съезда продолжили выступать лидеры регионалок и представители дружественных организаций. Из двух имеющихся гимнов, записанных для нас композитором товарищем Николаем, делегаты выбрали один, тот, что длиннее и где больше меди. Был заслушан также марш НБП, написанный для нас Дмитрием Шостаковичем, внуком известного композитора. Марш вызвал бурный восторг зала. Впоследствии газеты охотно писали о Дмитрии Шостаковиче, авторе гимна НБП.

Я торжественно закрыл съезд. К вечеру все делегаты, кто не уехал, должны были собраться в сквере у МИДа и пройти вместе с союзниками по Фронту трудового народа, армии и молодёжи вдоль набережной к Белому Дому, где у бывшего здания СЭВ должен был состояться митинг памяти событий 1993 года.

Закрывая съезд, я собрал лидеров региональных организаций и около полутора часов промывал им мозги. Мы уточняли методы работы, способы и периодичность связи и многое другое. Лидеры были все с различным политическим опытом, от нуля до четырех лет. Лидеры одиннадцати новых организаций задавали, конечно, больше вопросов. Но и испытанные партийцы имели что спросить. Большинство региональных лидеров приезжали в Москву, или я ездил к ним, однако были и такие, кто видел вождя впервые. Спокойные или нервные, быстрые или задумчивые, ребята эти все привезли вопросы. Я терпеливо отвечал, понимая, что даже если бы мы засели на двадцать дней, а не на два, нам не хватило бы и двадцати. Только несколько делегатов были старше 40 лет. А именно: Владислав Аксёнов из Нижнего Новгорода (вскоре против него взбунтуются его молодые нацболы и уберут его), Геннадий Фёдоров из Ярославля (лидерствует и поныне), бывший элдэпээровец Галиев — лидер Кемеровской области, Астраханскую областную организацию возглавлял пожилой учитель, но вместо него приехал 35-летний Алексеев. Вот и всё. Весь остальной контингент лидеров был молод. Я? Отцов-основателей не выбирают. Какого возраста есть, такого и берут.