Моя «Правда». Большие тайны большой газеты

Приближался очередной юбилей в космонавтике, и я беседовал с ведущим конструктором «Востока». Он – участник войны, начал ее 22 июня 1941 года на западной границе, а закончил на Параде Победы на Красной площади. Был кавалеристом, участвовал в рейдах по тылам врага. Об одном из них рассказывал весьма подробно. Он был ранен в шею. Его спас полковой фельдшер. О нем конструктор вспоминал с теплотой и благодарностью.

Материал был напечатан. Естественно, из-за секретности настоящая фамилия ведущего конструктора была заменена весьма распространенным псевдонимом – «Иванов».

Телефонный звонок. Разговариваю с начальником 1-й станции «Скорой помощи» Москвы Ефимом Ароновым. Просит о встрече.

Вскоре он приехал в редакцию. Говорит, что у меня написано «Алексей Иванов», но он помнит, что человека, которого ранили в шею под Дубно, звали Олег Ивановский. И он, Аронов, перевязывал рану, потому что был тогда фельдшером. После войны они не встречались, а последний раз виделись на Параде Победы, в котором оба принимали участие. Потом он исчез.

Я рассказал Аронову, что это действительно Ивановский, что он работал в КБ Королева и провожал Юрия Гагарина в полет. А теперь он заместитель главного конструктора на предприятии, где создаются межпланетные космические станции…

Мы договорились о встрече в субботу.

Я еще не успел сообщить Олегу, что нашелся один из его фронтовых друзей, как еще один человек обратился ко мне по поводу этого же материала. Это был кинорежиссер Станислав Ростоцкий. Он рассказал мне, что принимал участие в боях под Дубно, именно там был ранен и его спас полковой фельдшер…

– Ефим Аронов? – спросил я.

– Точно! – обрадовался Ростоцкий. – Но связь с ним я потерял…

Мы договорились о встрече в субботу на Кутузовском проспекте.

Она состоялась в точно назначенное время. Ростоцкий привез с собой Николая Дупака, директора Театра на Таганке. Оказывается, в тех боях и он был ранен, и в спасении его жизни также принял участие Ефим Аронов.

Спустя много лет фронтовые товарищи встретились… Они уже не расставались до последних дней жизни Ефима и Станислава. К счастью, Олег и Николай в добром здравии и столь же энергичны, как и в далеком прошлом.

Мне все-таки удалось «открыть» подлинную фамилию «Иванова»! Конечно, благодаря «Правде». Космические цензоры категорически возражали против упоминания фамилии «Ивановский», нельзя было говорить и о его Ленинской премии. Он есть на кадрах кинохроники, рассказывающей о полете Юрия Гагарина. Именно Ивановский провожает его по лестнице к кораблю, а потом закрывает за первым космонавтом люк, но называть его было нельзя.

В конце концов, Олег Генрихович Ивановский предстал перед общественностью со своим подлинным именем: герой войны, участник Парада Победы, один из пионеров отечественной космонавтики. Он имеет право на признание, и «Правда» помогла ему его обрести.

ГОРЯЧАЯ ПЛАЗМА

За свою жизнь Андрей Дмитриевич Сахаров дал огромное количество интервью. Пожалуй, не было на планете газет и журналов, которые не посвятили бы его высказываниям многие свои страницы… Но это были «политические» интервью и пресс-конференции. О своей научной работе академик Сахаров не имел права говорить подробно, и он четко придерживался этого правила: секретность есть секретность.

Однажды мне довелось побеседовать с академиком Сахаровым о сугубо научной проблеме, близкой ему по работе. Позже я вдруг обнаружил: это было единственное интервью, в котором не было ни слова о политике. Просто «большой политикой» мог стать сам факт встречи ученого с журналистом… Однако опубликовать интервью в 1970 году мне не довелось…

– Так и не удается ничего сделать? – спросил Андрей Дмитриевич.

– Нет, к сожалению. Возражают в ЦК, причем на «самом высоком уровне». Кто именно – не знаю.

Позже я узнал, что это был Суслов.

– Я же предупреждал вас, что именно так и будет! – сказал Сахаров. – Впрочем, жаль, что оказался прав.

– Я не жалею, мне было интересно, – сказал я. Мы попрощались…

Это «жаль», сказанное тогда академиком А.Д. Сахаровым, не давало мне покоя – ведь могло измениться многое, если бы интервью «Горячая плазма» было опубликовано. Но тогда, в 70-м, маховик уже начал раскручиваться, и остановить его не удалось.

Прошло 18 лет. Я работал в «Правде» редактором по отделу науки. А главным редактором был Виктор Григорьевич Афанасьев, академик. У нас с ним сложились добрые отношения, весьма доверительные – он был прекрасно осведомлен, что связи у меня в Академии наук обширные, а потому в дела отдела особо не вмешивался, что меня, конечно же, вполне устраивало.

Так уж получилось, что академик Афанасьев был ближе к ЦК, чем к Академии, и, мне кажется, его это тяготило – все-таки ему хотелось, чтобы о нем говорили больше как об ученом, а не как о главном редакторе «Правды». Но он прекрасно понимал, что подобное невозможно… Но как найти ту грань, которая позволяла бы одновременно быть и тем и другим? Ведь о Сахарове говорили как об академике и как о политике…

Звезда Сахарова все ярче сияла над Советским Союзом.