Моя прекрасная Дылда

На похороны Валя не попала. Дочь родилась с желтухой, нужно было лежать под лампами, принимать препараты. Да и сама новоиспеченная мамаша недомогала. Ртутный столбик градусника, вынутого из подмышки, то и дело стремился превысить 38 градусов. Врачи не могли понять, в чем дело. Ставили капельницы, делали уколы. Так и продержали их с малышкой в больнице целых 4 недели.

***

После рождения Наташи Валю раздирало между желанием вернуть беззаботную жизнь и ответственностью за непрошенное чадо. Жар и потеря деда усилили депрессивное состояние.

В первое же кормление материнский инстинкт Вали промахнулся. Когда в палату ввезли коляску с лежащими в ряд младенцами, девушка смотрела на них взглядом только что принявшего дозу наркомана. Она указала на самый большой сверток и отрешенно спросила у медсестры: «Чей это, такой крупненький?»

– Это ваша дочь, – хихикнула та, вручая Наташу ошалевшей матери.

Определение «крупненькая» буквально прикипело к Наташе. Соседки по палате не раз называли так малышку, а потом смотрели на миниатюрную Валю и добавляли: «В папу, наверное».

Девушка старалась не думать об отце своего ребенка. Но в ее жизни, как в тетрисе с садившимися батарейками, то и дело проявлялись квадратики воспоминаний.

История родителей Наташи и то, как она появилась на свет, шокировали всю мою сущность. В дальнейшем я много раз приходил в Небесный архив, чтобы узнать информацию о разных людях. Но именно мой первый визит и знакомство с сохранившимися здесь данными запомнились лучше всего. Я стоял в Небесном архиве и не мог оторваться от возникающих на его стенах строк. А после прочитанного проникся к Наташе еще большей нежностью и желанием оградить от любых невзгод.

Глава 3. Спасительный браслет

Читать мысли Наташи я научился, когда ей было 5 лет. Валентина Владимировна регулярно оставляла малышку в детском саду. Сама убегала на работу. В музей. Называла себя музейным хранителем. Наташа гордилась маминой профессией, хотя не понимала, как это – быть хранителем. Зато она точно знала, что маме нужно успеть на работу до 8:30, чтобы сменить «ночного», которого она иногда называла Иванычем.

Я настороженно воспринял, что мама Наташи называет себя хранителем. Навел справки в Небесном архиве и вскоре понял, что под этим словом она подразумевает охранника, если сказать точнее – его помощницу.

А еще Валентина Владимировна мыла в музее пол. Часто жаловалась кому-то по телефону, что у нее руки трескаются из-за дешевых химикатов, и не любила убираться дома. Говорила: «Мне на работе хватает».

Однажды я расслышал в трубке ворчливый женский голос, который озадачил Валентину Владимировну предстоящей работой:

– Начальство завтра приезжает. Приходи пораньше! Придется повторно вымыть полы в коридорах, до блеска натереть все лестницы. Тебе повезло еще, что к залам не относишься. Любке и Надьке поручено все экспонаты привести в порядок.

После безразличного согласия Валентины Владимировны голос повеселел и продолжил:

– Они на полдня всего. Как уедут, мы приберемся и отметим это дело.

– Я завязала.

– Ну да! Завязала она. Какой раз-то? Дело, конечно, твое, но мы ж, как всегда, по чуть-чуть и разойдемся.

– Мне дочку после шести забирать.

– Успеешь, чего ты? Если что, напомнят, позвонят на наш стационарный.

И Валентине Владимировне, действительно, напоминали. Детей, которые ходили в садик вместе с Наташей, забирали до 18:10. Наташа же нередко оставалась в группе дольше остальных. Воспитательница ждала до 18:40 и, если мама Наташи не приходила, просила нянечку позвонить в музей.

– Валентина Владимировна, – щебетала та в трубку, – всех деток уже забрали, осталась только Наташенька.