Четвертой не оказалось дома. На табличке у двери я прочел фамилию, которой в моем списке не было. Ее соседка, удивительно похожая на курицу привычкой наклонять голову набок, сообщила, что она с мужем и ребенком вторую неделю гостит у родителей недалеко от Касселя. Да, ей известна девичья фамилия соседки, как она и значилась в моем списке. Ее письмо было отправлено Ладике шестнадцать месяцев назад. Замужем она уже ровно год. Из списка я ее вычеркнул.
Было полдесятого вечера, когда я добрался наконец до дома. Добропорядочный бюргер, который всегда дремлет во мне, проснулся и порадовался идеальному порядку в квартире.
Женщину, убиравшую у меня, я предупредил заранее о своем возвращении; она вытерла пыль, полила цветы и все прибрала. В холодильнике я нашел яйца, свежее масло, сыр, мою любимую чесночную колбасу, тарелку салата, три хорошо охлажденных бутылки пива и запотевшую бутылку шнапса.
Я устроил себе настоящий пир. Поскольку я не люблю пить в одиночестве, пришлось поставить прибор перед зеркалом и чокаться со своим отражением. К концу ужина в столь приятном обществе мое настроение было намного лучше, чем вчера в спальном вагоне.
Экспертиза, выявившая группу крови по пятнам на платке, казалась мне валуном посреди бурной реки. Мне требовалось найти еще пару-тройку таких валунов, чтобы добраться до другого берега — доказать, что Франциска невиновна.
Съев пятый бутерброд и третье яйцо, выпив две бутылки пива и четыре рюмки водки, я подумал, что завтра непременно найду еще один валун. И тут же уснул, поскольку давно уже клевал носом.
На следующее утро я отправился в универмаг «Вайнгеймер».
— Ужасно! — встретил меня начальник отдела кадров доктор Тютер. — Кто бы мог такое предположить? Как можно так ошибаться в людях! Ведь за фройляйн Янсен я готов был дать на отсечение обе руки…
— Понимаю вас, господин доктор, — сочувственно покивал я. — Впрочем, знание человеческой натуры — искусство тонкое.
Вошел Штракмайер-старший. Разумеется, вахтер известил его о моем появлении. Дело свое он знал.
— Здравствуйте, господин Клипп! — произнес босс и протянул мне влажную руку, на которой красовалось кольцо с бриллиантом величиной со сливу.
— Что новенького? — осведомился он и тут же, не ожидая ответа, залопотал: — Не правда ли, ужасная история? Знали бы вы, что писали в газетах! Просто не знаю, удастся ли нам и дальше скрывать, что все произошло у нас в универмаге… В некоторых газетах уже были такие откровенные намеки… Я полностью…
Я не стал выслушивать, что он там полностью, а перебил:
— Вам что-нибудь известно об отношениях между супругами Цирот? Я имею в виду дома, не на работе. Или, может быть, вы укажете кого-нибудь, кто знает о них.
— Мне ничего не известно, — пожал плечами Штракмайер. — Когда у тебя триста сорок три человека персонала, сами понимаете, невозможно знать все о каждом…
— А вы? — я посмотрел на покрасневшего Тютера.
— Весьма… сожалею, — покачал тот головой и бросил на меня такой умоляющий взгляд, на какой способна не всякая побитая собака.
— Ну, тогда, пользуясь вашим прежним разрешением, пройдусь по универмагу и поговорю со служащими, — объявил я, отвесил глубокий поклон и вышел.
Хорошие манеры всегда уместны, независимо от того, чем продиктована ваша вежливость — робостью или презрением.
Я пошел в секцию Б, где работал Цирот. Этот отдел, как мне объяснили, ведал всей торговлей продовольственными товарами, от мятных конфет в киоске у входа до жареных куриц в огромном отделе самообслуживания.
Заведующего отделом, к которому я обратился со своими вопросам, звали Кох. Как я выяснил, он был пекарем по специальности, но напоминал скорее мясника.
— Садитесь, комиссар! — предложил он и потер руки. — Чему обязан?
— Расскажите, пожалуйста, как и когда вы узнали о смерти Ладике, а потом и о смерти фрау Цирот. Что вы обо всем этом думаете?
— Почему вы спрашиваете именно меня? — поинтересовался он.
— Вы знали Ладике, ведь как-никак он был вашим коллегой. Вы знаете Цирота — это ваш помощник, насколько мне известно. И фрау Цирот вы знали, не так ли?
— Да, — кивнул он, — она здесь тоже работала, раньше…
Кох поразмыслил, закурил не спеша черную сигару и наконец сказал:
— Могу я быть с вами откровенным?
Я кивнул, заинтригованный, ожидая, что за этим последует.
— Так вот, — продолжал он, — когда я позавчера узнал об ужасной смерти фрау Цирот, я подумал: «Этого следовало ожидать!», потому что я… только не смейтесь, господин комиссар, ну, немного суеверный. Когда в прошлый понедельник это случилось с Ладике, сюда пришел Цирот… И вы бы видели, с каким злорадством он рассказывал обо всем. Я еще подумал: «Смотри, бог тебя накажет. Нельзя так говорить о мертвых, даже если ты и ненавидел убитого».
— Минутку, — перебил я, — минутку, господин Кох. Итак, вы утверждаете, что Цирот ненавидел Ладике?
— Ну да, — простосердечно ответил пекарь Кох, похожий на мясника. — Жили как кошка с собакой. Да что там кошка с собакой — хуже! До драки дело, правда, не доходило, но ненавидел он Ладике страшно!
— А за что? — спросил я.