Моя прекрасная убийца

— Пожалуйста, — сказал Штракмайер и отступил, пропуская меня вперед. Здесь, на служебном этаже, пахло не магазином, а едой: холодным мясом, картошкой, капустой. Эта часть шестого этажа служила столовой. Члены комиссии по организации торжеств, сопровождая меня, молча прошествовали по коридору и свернули налево. Там у двери стоял полицейский. Он козырнул мне, когда я, проходя мимо, показал ему свой служебный значок.

Я попросил моих спутников подождать и вместе с полицейским вошел в комнату. На двери висела табличка: «Отдел Е (Ладике, Борнеман, Курц)».

Помещение оказалось канцелярией: полки, уставленные папками, два письменных стола, две пишущие машинки и две двери — налево и направо. У левой сидел еще один полицейский. Он вскочил и лихо козырнул. Дверь справа была открыта. Из комнаты за ней две женщины в серых халатах с испугом смотрели на меня. Оба полицейских одновременно указали на левую дверь. Я вошел туда. В жутковатом свете неоновых ламп между стулом и письменным столом на спине лежал мертвый мужчина. На ковре расплывалось большое пятно крови. Неподалеку тускло поблескивали ножницы.

Покойный был без пиджака. Кровь из колотой раны на шее залила рубашку: воротник, плечо и живот. От трупа уже порядком пахло. На мгновение мне стало не по себе.

— Откройте окно! — приказал я.

Полицейский бросился выполнять приказание, а я принялся осматривать труп, пытаясь осмыслить первые впечатления, насколько это было возможно.

Ковер под письменным столом был сдвинут с места, но в остальном царил полный порядок. Не обнаруживалось ни малейших следов борьбы. Видимо, убийца и жертва хорошо знали друг друга.

Я вытащил из кармана пачку сигарет и предложил полицейским, что было с благодарностью принято. Втроем мы прошли в канцелярию и закурили.

— Кроме уборщиц и вас, кто-нибудь еще был здесь сегодня утром? — спросил я.

— Нет, — ответил полицейский постарше. — С момента, как мы прибыли — ни одной живой души!

Я подошел к окну и открыл его пошире — даже здесь пахло кровью и смертью. Окно выходило на глухую противоположную стену. Первые лучи августовского солнца уже упали на нее, нимало не расцветив грязно-серую поверхность.

За дверью раздались шаги. Постучали.

Полицейский помоложе открыл. Толкаясь и мешая друг другу, вошли шестеро: фотограф, полицейский врач, сотрудники отдела судебной криминалистики. Мы пожали друг другу руки. Надо же, сколько рук у шестерых мужчин и какие разные у них рукопожатия!

— Где объект? — сказал фотограф.

— Рядом, — ответил полицейский постарше.

— Неужели не чуешь по запаху? — спросил один из криминалистов.

Началась обычная, достаточно шумная суета. Фотограф сделал несколько снимков. Мы стояли рядом и, вероятно, думали об одном и том же: «Как сладок сон именно в эти утренние часы и как далеко до следующего уик-энда…»

Через какое-то время в дверь постучали.

Это напомнили о себе господин Тютер и господа Штракмайеры.

— Да, да! — сказал я. — Мы о вас помним! Но лучше вам подождать в кабинете, пока я приду.

Я прошел к женщинам в серых халатах, представился и попросил рассказать, как они обнаружили труп. Одна тут же принялась сыпать словами. Оказывается, у нее накануне было предчувствие — непременно что-то случится.

— Пусть мне теперь только кто-нибудь скажет, что гороскопы врут! — заявила она запальчиво. — Почитайте-ка, господин комиссар! Я — Рак! Здесь написано: «Рака ожидает потрясение на работе». Ну, что вы теперь скажете?

Я слегка остудил ее пыл, посоветовав приберечь астрологические комментарии для журналистов. Только я помянул эту братию, как постучали, и молоденький полицейский, просунув голову в дверь, доложил:

— Пришли четверо репортеров, господин комиссар!

— Пусть немного подождут! — приказал я. — Мы еще ничего не знаем. Вы тоже ничего им не говорите. И ваш коллега пусть молчит.

— Само собой разумеется, — сказал полицейский и исчез.

Женщина-Рак в волнении ерзала на стуле.

— И моя фотография попадет в газету? — спросила она.

— Конечно, — ответил я.

— О, господи! — простонала она. Но это был восторженный вздох, а не стон ужаса.

Похоже, сбывалось заветное желание всех уборщиц и садовников — увидеть свою фотографию в газете. «Фрау Полшмидт нашла труп…» Они все помрут от зависти: молочница, газовщик, водитель автобуса и, конечно, эта старая корова с верхнего этажа, которая вечно строит из себя светскую даму — это при муже-то продавце! Хоть и в художественном салоне, где торгуют картинами, — все равно продавец! Ничего, они теперь попляшут…

Я прервал ее радужные мысли и попросил коротко изложить события, по возможности избегая упоминаний о звездах. В ее показаниях не было ничего особенного. Она открыла дверь своим ключом. Да, дверь была закрыта. Нет, ключ в ней не торчал. Когда зажгла в левой комнате свет, то увидела на полу Ладике.

— Ладике? — переспросил я.

Фамилию я услышал впервые, хотя наблюдал убитого уже добрые четверть часа.

— Ну да, труп, — сказала женщина-Рак.

Итак, убитый оказался господином Ладике. Теперь я был в курсе. Альфред Ладике, заведующий секцией магазина. Служебной его карьере положили конец обыкновенные ножницы.