Моя Прелесть

Я с надеждой взглянула на Никиту Ивановича. В его голосе мне послышались нотки сочувствия. Но на лице его не было ни намека на жалость. Оно было окаменевшим, как у зомби.

– Я дверь сломала, – прошептала я.

– Вот-вот! – торжествующе закричала Лариса Петровна. – Видите, как спокойно она это заявляет! Я полгода билась, у университета средства на новые двери выбивала.

– Дверь старая была, – решилась возразить я.

– Значит, тебе, Мерлина, дверь не угодила?!? Значит, мы так недовольство свое проявляем?!? Значит, тебе новую дверь подавать?!? – завизжала поросенком комендантша.

Сколько этот ад длился, я, честно говоря, не могу сказать. Когда я вышла, ноги у меня слегка подкашивались. У дверей меня ждали Ашот и Янка.

– Ну, что? – сочувственно спросила Янка, подавая мне зачетку.

Но я не могла толком ничего сказать. Меня трясло, как осиновый лист.

– Пойдем, Мерлина, кормиться будем, – прониклась моим состояние Янка. – Лучший способ успокоить расшатавшиеся нервы – забросить в организм что-нибудь вкусненькое.

На это Ашот внес неожиданно щедрое предложение:

– Я угощаю, – потом подумал, и добавил. – Только особо не шикуйте, а то я нынче на мели.

– Все на мели. Не парься, – отозвалась обрадованная Янка.

В столовой мы с Янкой взяли по манной каше, бисквитной пироженке и кофе, а Ашот, продолжая радовать нас сюрпризами, прикупил полторашку Светлояра. Наши измученные похмельной интоксикацией, помноженной на стресс, организмы в момент осушили ее до дна. И после этого я уже смогла внятно изъясняться.

– Про меня говорила? – первый начал допрос Ашот.

– Из института не исключили? – перебила его Янка.

– Не-а, – помотала головой, отвечая обоим сразу. – Никита Иванович сказал, чтобы я за дверь заплатила. И даже предложил посодействовать в трудоустройстве на лето, чтобы я смогла это сделать. Когда я согласилась, он сразу же позвонил и договорился. Через неделю мне в «Некропром» на работу выходить. Там и производственную практику проходить буду, а потом по ней диплом писать.

Друзья изумленно уставились на меня.

– Может, мне себе тоже дверь вышибить? – пробормотал Ашот. – Блин, Крис, круто!

– Может, и так, – уныло отозвалась я. – Только Лариса Петровна сказала, чтобы духу моего в общаге не было, пока квитанцию из бухгалтерии не принесу об уплате двадцати тысяч рублей. Это штраф за дверь.

– Да уж, – загрустила Янка. – И где ты будешь жить все это время?

Но Ашот, наоборот, приободрился:

– Не дрейф, Мерлина, прорвемся! У меня у брата ритуальное агентство внизу. Оттуда есть дверь в подвал общаги. Я тебе ключ дам, будешь, как белый человек, приходить и уходить, когда захочешь. Надо только у Марь Иванны ключиком от вашей комнаты разжиться, чтобы дубликат сделать. И все будет лучше прежнего.

– Марь Иванна не даст, – приуныла я. – Ты хоть умри у нее на пороге – теперь не даст.

– Ну, допустим, тут ты неправа, – возразила Янка и хихикнула. – Наша старушенция трупов боится.

Нехорошо так хихикнула.

– Антропозомбофобия в классической форме, – заржал в ответ Ашот и потер руки.

План созревал на глазах. Был он на редкость идиотский. Но переубедить этих двоих я не смогла. Оба вдруг воспылали войти в историю общаги как самые очумелые придурки. Разумеется, с моим непосредственным участием. Я поняла, что все мои призывы к здравому смыслу бессильны и смирилась. К тому же, это был единственный реальный способ остаться летом жить в общаге.

– Хорошо, я участвую, но при одном условии, – со вздохом сдалась я, – Вальке Будейкину ничего не говорим. Пусть ему хоть немного будет стыдно за то, что меня сам споил, а потом злорадствовать принялся. А я его еще другом считала.

– Не вопрос! – хором заверили меня заговорщики.

Потом Ашот сорвался с места, чтобы переговорить с парой-тройкой вошедших в столовую парней.

– Встречаемся в семь в «Последнем Приюте», – махнул он нам рукой на прощанье, и мы с Янкой двинулись на пляж.

5

– Крис, прости, меня! Прости, пожалуйста.

Слезы капали мне прямо на лицо. Это было неприятно и щекотно. Хотелось их вытереть, но я лежала спокойная и неподвижная в окружении венков и траурных ленточек. Валька Будейкин рыдал навзрыд, а вокруг стояли студенты в скорбном молчании. Время от времени кто-то приближался, чтобы чмокнуть воздух в миллиметре от меня, а затем отходил. Я снова оставалась в компании Вальки и его несокрушимого горя.

Ох, как мне было неловко! Мне ужасно хотелось прервать весь этот фарс, вот только я не могла. Когда гроб вместе со мной парни занесли в холл нашей общаги, и так потребовалось море валерьянки, чтобы отпоить Марь Иванну. Я очень переживала, что мое воскрешение нанесет непоправимый удар по сердцу пенсионерки. Поэтому лежала и терпела.

– Крис, я дурак! Я эгоист! Я так радовался, что тебе негде жить! Хотел пригласить тебя к себе домой, познакомить с родителями. Они у меня хорошие. Тебе бы понравились…

Нестерпимо зачесалась пятка. И бок.

«Ох, когда же это все кончится?» – тоскливо подумала я.

В трагическую атмосферу ворвались новые звуки. По-хозяйски громко хлопнула дверь, и до боли знакомый баритон с холодной уверенностью произнес: