Моя прелестная роза

— Розалинда, Клаудия, видимо, хочет поговорить со мной наедине. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Да, но сперва… — Его сестра умоляюще взглянула на мужа. Он слегка тронул ее локоть. Почерпнув в этом прикосновении необходимую решительность, Клаудия прерывающимся голосом сказала: — Розалинда, Кэтрин. Я хочу извиниться за свое поведение перед вами обеими.

— Извинение принято, — сказала ошеломленная Розалинда. — Вполне естественно, что вас беспокоил брак брата.

Хотя глаза Кэтрин иронически поблескивали, она тоже пробормотала, что принимает извинение.

— Вы обе более великодушны, чем я того заслуживаю, — скривив рот, сказала Клаудия.

— У меня нет ни малейшего желания враждовать с вами, — со спокойным достоинством сказала Розалии-да. — И никогда не было.

Она представилась лорду Херрингтону, и все втроем они покинули комнату.

Клаудия, так и не присев, расхаживала по комнате. Наблюдать за ней было утомительно для Стивена.

— Я рад, что ты пришла, — сказал он. — Я уже думал, что никогда больше тебя не увижу.

— Вполне мог и не увидеть. Твоя жена пришла ко мне и рассказала о твоей болезни, а я просто отвратительно обошлась с ней.

Он вздрогнул, хорошо представляя себе разыгравшуюся сцену.

— Язык у тебя хлесткий, особенно когда ты расстроена. Что же заставило тебя переменить свое решение и приехать ко мне?

Подойдя к окну, она выглянула наружу. Ее суровый, решительный профиль сильно напоминал старого герцога. Разве что был чуть смягчен женственностью.

— После того как твоя жена уехала, Эндрю, зайдя в гостиную, застал меня плачущей. Н-не думаю, чтобы он когда-нибудь видел меня в таком состоянии. Естественно, он спросил, в чем причина моих слез. Я объяснила, ожидая, что он поддержит меня в осуждении твоего брака. Подтвердит, что никакая актриса не достойна высокого титула герцогини Ашбертон.

— А он не согласился с тобой? Она кивнула.

— Он нахмурился и сказал, что я становлюсь просто одержимой, когда речь заходит о роде Ашбертонов. Затем повторил то же самое, что сказала мне твоя Розалинда. А именно, что бы я ни сделала, я все равно не получу одобрения отца. — В ее глазах блеснули скупые слезы. — К этому он добавил, что я должна уважать твой выбор и не порицать тебя и Майкла за то, что вы ведете себя как мужчины, ведь я-то женщина и не могу понять вашей психологии.

Стивен никогда не задумывался над тем, что Клаудия может осуждать его и Майкла только за их принадлежность к противоположному полу, но в этом была своя определенная логика. Кто бы мог подумать, что Эндрю окажется таким проницательным?

— Жаль, что ты не родилась мальчиком, Клауди, — сказал Стивен, называя ее так, как звал в детстве. — Ведь ты больше всех соответствовала представлению отца о том, каким должен быть герцог Ашбертон.

Он вздохнул, вспоминая, как часто страдал от отцовского презрения.

— Ты же знаешь, что он был несправедлив ко всем нам. Тебе, девочке, он не уделял того внимания, которого ты заслуживала. Меня он недолюбливал за то, что я, по его мнению, был недостаточно высокомерен, а его отношение к Майклу было просто безобразным. — Он не стал уточнять, чем это было вызвано. — Мне трудно простить его обращение с Майклом. Насколько я могу понять, он был точной копией своего отца. С самого детства его воспитывали в убеждении, что его воля превыше всего, все должны ей следовать.

— Так ты говоришь, я очень на него похожа? — В бледном свете солнца было хорошо заметно печальное выражение лица Клаудии. — Я даже не понимала, как сильно нуждалась в поддержке Эндрю, пока не лишилась ее. Я знаю, что со мной нелегко, но, невзирая на все мои недостатки, Эндрю всегда оставался со мной. — Она сглотнула. — Я не очень нравлюсь себе самой, Стивен, но не могу измениться. Если я не дочь своего отца, то кто же я?

— Ты жена, мать, сестра, — спокойно сказал он. — К тому же ты графиня Херрингтон. Что до Эндрю, то совершенно очевидно, — он хорошо тебя понимает. Неужели ты думаешь, что после всего этого он разлюбит тебя? Тем более что хорошо знает твои недостатки.

— Он не любит меня. Разве хоть кто-нибудь может меня любить? — в отчаянии вскричала она. По ее щекам покатились безмолвные горестные слезы.

Видеть ее в таком отчаянии было больно. Стивен вспомнил, как еще совсем малышом она подзывала его, чтобы он ее обнял.

— Я не могу подойти к тебе, — сказал Стивен. — Но если ты хочешь, чтобы я тебя обнял, Клауди, подойди ко мне.

Всякий раз, когда она подзывала его, он попадал прямо в ее объятия. Услышав знакомое приглашение, она улыбнулась сквозь слезы, подошла и села на краю кровати.

— Прости меня, Стивен, — сказала она, утирая слезы. — Среди нас всех только ты тяжело болен. Мне следовало бы утешать тебя, а не просить утешения самой.

Он похлопал ее по руке.

— Вообще-то я убеждаюсь, что умирать — дело довольно простое. Жить куда более сложно. Из ее карих глаз вновь хлынули слезы.

— Я не могу даже представить себе, что лишусь тебя, Стивен, — шепнула она. — Я старше тебя, просто несправедливо, что я, злая брюзга, жива и здорова, а ты, куда лучший, чем я, человек, умираешь. Он улыбнулся: