Моя преступная связь с искусством

Для невесты взяли напрокат платье, а руки ее в белых перчатках набили травой. Затем ей нарисовали улыбку — на эту деталь этнографы должны обратить побольше внимания, ибо на «настоящих» свадьбах живые невесты ни в коем случае не должны улыбаться. Мертвая же ухмыляется во весь нарисованный рот! Пока я пытался наладить штатив, Тан Су-Би взвинченно ерзал. Вообще фотографировать туземцев, усматривающих в фотоаппарате фатальное орудие магии, удается с трудом. Но убивают не съемочные аппараты, а люди. Недавно мне попался знаменательный снимок, запечатлевший прибытие японской экспедиции к тайваньскому племени ями. Все члены этой прекрасно экипированной экспедиции — которых туземцы посчитали причиной распространения неизлечимой болезни — повстречали вместо радушных аборигенов раннюю смерть. Их головы были воодружены на шесты. Смертельная ирония мне видится тут: ведь плоть, разлагаясь, лишь способствует распространению эпидемий, которое недалекие, нещадные дикари тщетно пытались предотвратить! Такой «ироничности» мне много встречалось: приходит, к примеру, на ум антрополог, который составил словарь индейского племени и тут же всех носителей языка потерял, познакомив их с алкоголем, от которого они начали вымирать…

Как раз вчера читал этот словарь, а после перелистывал свои заметки о шаманах и о пиршестве в честь медицинского божества. О, об этом нужно тут заново написать! Стоит празднующим разойтись по домам, оставив на траве подношения, как из кустов вылезают дожидающиеся этого часа бродяги и, порешив, что боги сыты и так, в момент уминают все угодливые угощенья богам! Описал бы все это жене, если бы она питала интерес к моим письмам… Вчера как раз пришло сообщение от нее. Плутало оно всего около сорока дней, поэтому предполагать, что за эти полтора месяца супруга поменяла мнение обо мне (по ее словам, я похож на полярника, который ладит со льдами лучше, чем с домочадцами), означает просто надрывать душу. Она по-прежнему настаивает на разводе — причем уходит не к другому мужчине, а «просто так» — в сторону от меня. Денег у нее предостаточно, чтобы бездельничать до наступления сумерков старости, но она вдруг вознамерилась стать сельским светочем знаний. Хочу, говорит, изменений, а ты все такой же — все разглядываешь булавоусых своих.

Упоминает рецензию на мою книгу: там сообщается, что у меня вышел «сборник рассказов», который из-за фикции не может считаться научным, однако, и по художественности не приближается к кондовым образцам. Я же думаю так: пишу, ибо Бог зачем-то добавляет мне годы и отводит от меня беды как тигр, уводящий людей от плантаций женьшеня… А тексты мои от плохих отзывов не меняются. Представляю, что было бы, если от каждого развязного взора или вздорной заметки книга моя действительно бы ухудшалась!! А поскольку этого нет — обрадую себя не тем, что говорят, а тем, что внутри у меня — а там вечная страсть к путешествиям, к дневникам.

Знает ли Даша, каково мне здесь в отдалении со своими «фитофитюльками», как она их называет, над которыми размышляю годами — по сравнению с теми учеными, у которых уже труды и труды?! А ведь в природе все так устроено, что крохотная пичужка, небольшой организм по сложности не отличается от большущего зверя! И сейчас, когда говорю приятелям, что занимаюсь «воспитанием» или «околачиванием» гусениц, на меня смотрят с усмешкой — очевидно, предполагая, что я «околачиваюсь» безо всяких забот. Люди легче понимают «охоту» (съели зверюшку, ибо хотели поесть), чем «собирательство», тот тревожащий поиск и торжественный трепет, который я объясняю потаенным сознанием, нашими эмоциями, что прячутся в глубине. А вообще странно, конечно: в груди такая огромная страсть — а все, чем я занимаюсь, заключается в изучении микроскопических гениталий! Как сопоставить этот размах и кропотливость воплощения наших желаний? Впрочем, если нет великой мечты, то нет и мелких шажков.

* * *

Уважаемая Маргарита: судя по Вашему неответу, Вы до сих пор размышляете о брошюре, которую я Вам прислал. Вы, вероятно, заочно уже ознакомились с нашим музеем и разузнали, что дореволюционный период изучения нашего края представлен коллекциями, собранными участниками Амгунь-Амурской, Гидрографической и других экспедиций. Эти коллекции были дополнены дарами от радеющих дилетантов: преподавателя женской гимназии Солодкова, владивостокского школьника Шатыбелко, «энтомолога-старовера» Л. Т., лесничего Уссурийского казачьего войска и ненаименованного ссыльнопоселенца с острова Сахалин.