Моя преступная связь с искусством

C таким трудом пришедший ребенок ушел легко, под залпами автоматов уснув на материнской груди.

Имен остальных мужчин и женщин Маргарита не знала; армянских предков уничтожили турки, евреев — немцы, русских — соседи с большими ушами и маленьким сердцем, приникшие к стенке, коллективизация и Советский Союз.

Она подцепила полиэтиленовую, приникшую к фотографии, пленку, достала себя и положила на прозрачное стекло сканера лицом вниз.

Тетя матери пережила блокадный Ленинград, потеряла в голод двух малышей: они стояли на невысокой скамье, двухлетний и четырехлетний, каждый со своей стороны держась за ухо медведя в полупустой, как рай, фотостудии.

Маргарита прикрыла себя пластмассовой крышкой, нажала на зеленую кнопку, волна света прошла справа налево; Маргарита, зажмурившись, ощутила в пояснице резкую боль.

Тетя матери трудоустроилась после войны крановщицей, застудила придатки и в пятьдесят лет ее увезли на Ковалевское кладбище. Со своими сестрами она не разговаривала после какой-то глупой размолвки, и даже на похороны, не то что в больницу, одна из сестер не пришла.

Под крышкой лежал крутой лоб Маргариты и «гонка». Из-за неудачного разрешения на скане вышел нечеткий продолговатый предмет, но с каждой новой попыткой к Маргарите возвращались кадры и клеточки детства.

Ей было шесть лет. Бечевкой она привязала «гонку» к велосипеду и, затащив его на пологую горку, вскочила в седло и ринулась вниз, ногами не успевая за бешеным прокрутом педалей. «Гонка» подпрыгивала сзади и тарахтела. Сидевшие на поленнице бабки что-то кричали. Одна из них протянула клюку через дорогу; Маргарита попыталась объехать и чуть не грохнулась в пыль. Маргарита подумала, что если бы «гонка» сейчас попалась ей в руки, она абсолютно также прижала бы ее к сердцу, несмотря на прошедшие тридцать лет.

Отложила в сторону прадедушку в армяке и «Оганеса», подростка, которому удалось бежать от армянских погромов. «Эти потом, Оганес никуда не уйдет!»

При помощи компьютера начала размножать сканированных Маргарит; из принтера вылетали глаза в пол-лица, кудрявые волосы, крутые лбы, становясь все лучше и лучше. Раффи подбежал к принтеру, собрал распечатки.

Маргарита знала, как держать руль, чтобы он вильнул в сторону, когда замечала клюкастых старух. Знала, как падать набок с велосипеда, чтобы не сломать руки, а только поцарапать колени. Но не могла контролировать живую материю при помощи графиков, палочек, дозированного до доскональности секса.

Раффи носился с чучелом серебристой лисы, привезенной из Петербурга кузиной, во время каждой пробежки через всю комнату с размаха налетая на стену. Несколько раз со стены слетала акварель Петропавловской крепости.

Пробежав мимо стола, Раффи его неловко толкнул, и лежавшее на нем фото с «гонкой» упало. Не заметив, Раффи наступил на него башмаком.

Кровавая маска застлала лицо, в висках стучал жар, в такие моменты она не могла с собой совладать. Потащила за шиворот, чтобы оттащить от себя, на кого он сейчас наступал, высвободить себя из-под его башмака.

Раффи пытался вывернуться из ее рук; кузина тем временем усаживала лису обратно на спинку кресла, гладила мех, поправляла свихнувшуюся набок острозубую пасть.

Маргарита вздела его в воздух, держа за ворот рубашки, он висел как в детстве игрушечный клоун, привешенный к люстре.

Кузина сказала: «Сейчас будем пить чай».

Маргарита поволокла Раффи в ванную комнату, принялась мыть ему руки, а потом всю пятерню положила ему на лицо. Как бы стирала его такую похожесть. Он фыркал и, смеясь, уже простив матери вспышку гнева, пытался пить воду с ее ладони. Она стирала с его лица свои черты, но они не смывались.

После чая с рогаликами она сказала кузине, что Раффи пора уже спать, а то завтра будет зевать в детском саду. Кузина спустилась вниз их провожать. Маргарита попрощалась, стукнулась головой, пока пристегивала Раффи к детскому автокреслу. Распахнула дверь с водительской стороны.

Мимо с диким бибиканьем пронеслась спортивная «Хонда». «Ну и что, пусть бы и задавила». Утопила в бездонную яму педаль, с визгом тормозов тронулась с места, опрокинув гипсовый гриб, охранявший газон.

Вместо дороги глядела на фото с «гонкой» на приборном щитке, и изредка — в зеркало заднего вида на Раффи. Перед глазами стояло увиденное в туалете, на промокашке, красное марево, неожиданный сигнал поражения; забыв о температуре и палочках, она проскочила на красный свет и потом еще один раз, уехала в детство.

4 октября 2009

Образ отца

I

Под знаком Рыбы

В сорок первом, сопливым субтильным двухлеткой, выезжал из какого-то города, то ли въезжал.

Шла война, и его волнисто-волосая, прилежно-воротничковая, темной масти семья (приглушенный цветным криком обоев черно-белый портрет так и не осмелились снять со стены) была рассыпана по горячим точкам и весям страны.