Запыхавшись от усталости, Ирена поставила швабру за холодильник (швабра тут же упала) и заметила на груди темные влажные пятна. Подошла к зеркалу в ванной. Расстегнула пуговицы на мужской желтой рубашке и с любопытством уставилась на себя. В зеркале висели неправдоподобно большие, набухшие груди. На кончиках обеих грудей накапливалась светлая жидкость, которая затем обращалась продолговатыми каплями.
Перевернутые сосуды с нежно-коричневыми, замшевыми атласными горлами, наконечники стрел. На болтающихся в воздухе, оканчивающих грудь заострениях образовывалась серебристая жидкость и, отрываясь от них, падала в раковину.
Завороженная, Ирена стояла столбом.
Так проходило ее осознание материнства.
Женская грудь — и из груди капает молоко, как слеза.
Муж Ирены позвонил свекрови из госпитальной палаты. Трубку взял говорящий по-английски отец.
— Переведите, пожалуйста, Ирене нужно переливание крови, а все, что покрыла страховка, уже израсходовано. Ваша жена упоминала питание для второй группы — а у Ирены тоже вторая — нужно срочно приехать и сдать.
— Сейчас я спрошу у нее, — ответил отец и провалился в глубины квартиры. Потом вынырнул:
— Мать хочет с ней лично…
— Вашей дочери очень плохо сейчас, ей только что влили кровь донора и врачи говорят, нужно еще…
— Ну вот она тут хочет что-то сказать, трубку рвет у меня…
Муж включил спикер.
— Доченька, что случилось, этот идиот ничего не может перевести, мямлит что-то про кровь. Кровь у нас одна с тобой, вторая группа, ты помнишь?
Только Ирена успела сказать «мне сделали кесарево», как мать перебила:
— Господи, так все же ненатуральным путем?! Надо было по второй группе питаться! А ты питалась неправильно — и вот результат. Второгруппники, как мы — земледельцы, в отличие, например, от охотников, у которых четвертая. Ну я про каменный век говорю. Это же все оттуда пошло, как известный натуропат написал…
Ирена сказала:
— Я сейчас трубку повешу. У меня какую-то анемию нашли… Я думала, что, может быть, ты захочешь помочь. Мне понадобится переливание крови, а у нас с тобой одна группа.
Мать заволновалась:
— А что, врачи настаивают, чтобы родственник сдал? Ведь можно и от кого-то другого… неужели у вас денег не хватит на кровь? Зачем же мы тогда перебрались сюда? Вот тебе и Америчка! Ну и дела!
— Ну так приедешь? — Ирена пыталась отодрать от себя размотавшуюся, клейкую ленту ничего не значащих слов.
— Да как же я приеду к тебе? — с надрывом воскликнула мать.
— Ты же знаешь, что у меня сердце может остановиться в туннеле. Вторая группа не может быть под землей! Мы земледельцы, для нас это — смерть.
Но Ирена, столкнув ногой упавший и разбившийся телефон, лишь успела выдохнуть:
— Сука.
Сырой рыбой заедали печаль, бычьей печенью голод.
Когда зашли в квартиру родителей, увидели гроб.
Мать… лежала на кровати и кашляла.
Ее комната была похожа на иной мир.
Был ли этот мир действительно «детским»?..
После роскошного ужина решив навестить новорожденного и то ли притворявшуюся, то ли приболевшую мать (отец пришибленно растворил дверь), они зашли в квартиру и замерли. Рядом с материнской кроватью высился страшный предмет.
Что-то громоздкое было туго спеленуто светлой штапельной шторой.
В похожую ткань завернули Иренину бабушку, когда та умерла.
Скончалась она в День России, на даче, когда вся шоферня, празднуя, напилась вдребодан, и поэтому отец с матерью решили везти бабушку в город на электричке, завернув в простыню.
Но только они с отяжелевшим, твердеющим телом дошли до шоссе, как рядом с ними остановилась попутка. За рулем сидел абсолютно трезвый и посему требовательный, охочий до денег шофер.
Белый предмет в темной комнате напоминал гроб.
— Это что, египетский саркофаг? — муж засмеялся.
Отец пояснил:
— Это мы колыбель обернули, чтобы в кузове у вас не запачкалась, теперь забирайте. Завтра купим вторую — мало ли что, пусть будет две.
Ирена издали показала отцу две фигурные свечки в виде шестерки с пятеркой («смотри — это тебе») и тут же зажгла, чтобы он не заметил обгоревшие фитили. Сотруднице по работе как раз стукнуло пятьдесят шесть, и Ирена догадалась поменять цифры местами.
Отец благодарил, подливал им минералки, мыл фрукты, сокрушался, что не попал с матерью в ресторан.
На кухне на протянутом длинном шнурке сушились сумочки всех размеров, носочки для всех возрастов, слюнявчики, ползунки. В коридоре стояли упакованные в полиэтилен кормежные стульчики, а также мешки, в которых лежали игрушки (этикетки «пластмасса», «резина» и «мех»). Ванна пахла бедностью и мокрым бельем.
Мать, в очередной раз обезумев, кричала:
— Нарожала свиней! Это дочечки такие мои — они там празднуют, чаи распивают, а я тут концы отдаю. Не садитесь ко мне на кровать!
Младшая сестра пыталась ее успокоить:
— Мама, ты что? Ну вот мы же пришли!
А мать не прекращала метать ядовитые, едкие стрелы:
— Уходите отсюда! Никогда не рожайте детей! Я, дура, решилась — и вот что из этого вышло, как будто назло!
Ирена, поглаживая готовый лопнуть живот, присела к ней на кровать. Мать, не распознав в темноте, что это старшая дочь, закричала: