Моя преступная связь с искусством

Тогда женскому телу было неведомо о смерти мужского, и посему клубок ощущений его был белым и даже дебелым, как дерево без коры, как личинка ненужного насекомого, как разваренное постное мясо, ватное одеяло, как глушащий чувства вискарь. Можно сказать, что тогда в нем не было глупости, но не было и глубины, а все поиски и метания, вместо того чтобы стягиваться нервным узлом и заставлять трепетать, расползались в пространстве…

Манипуляции Адера с пением в хоре, с прыжками с крыши, с падением с дерева, с погруженной в пучины океана и так и не выплывшей лодкой так впечатлили женское тело, что по возвращении в свою уютную каморку у моря оно собиралось написать про Адера текст.

Пока женское тело думало об утонувшем художнике, самолет содрогнулся.

Раздался страшный грохот и шум, самолет повис в воздухе, а вместе с ним повисла и тишина, стихли моторы, мигнули и погасли огни, послышался транслируемый по радио непонятный бубнеж, а в салоне — истерические голоса.

Женскому телу показалось, что пока оно было погружено в «музейные мысли», в их самолет врезался другой самолет. А может быть, напоролись на телебашню? То ли крылья, то ли далекая земля за окном закачались, как будто менялся уровень воды в стакане, съезжающем по столу.

Когда женскому телу исполнилось десять лет, отец повез его в Евпаторию и там учил крымскому кролю и брассу. Однажды поднялся шторм и отец сам начал тонуть, а женское тело увидело перед собой неровную, скачущую перед глазами черту — все вокруг было зеленым, соленым — и поняло, что находится внутри толщи воды.

Ему хорошо запомнился этот цвет.

Сейчас у людей в салоне были неестественно зеленые лица, и женское тело сразу же поняло, что зеленым расцвечен и рай. Самолет никак не мог найти точку опоры в воздушном пространстве. Стрелка компаса жизни женского тела искала правильный путь.

Вселенная накренилась и женское тело поняло, что сейчас выплеснется из нее, как из стакана избыток воды. Страха не появилось, в голове же тогда еще не было способной поддержать в трудный момент другой головы, а только спокойствие и вопрос «значит, конец?»

Женское тело широко раскрыло глаза, желая рассмотреть в мельчайших подробностях все изменения и не пропустить свою смерть.

Прорезавшийся из бубнежа пилот объявил, что неожиданно отказал один из моторов.

У еле удерживающихся на ногах стюардесс были серые лица.

Находящаяся на борту самолета бортпроводница с другой авиалинии, летящая в отпуск, сказала, что за все тридцать лет, что она работает в воздухе, подобное происходит с ней в первый раз.

Пилот сообщил, что, к счастью, работает второй двигатель и что он надеется, что части деталей первого не пропороли обшивку. Самолет, снова распушив перья, возвращался в аэропорт, где его уже поджидали мчащиеся по полю с ревом пожарные и полицейские, опасаясь огня.

Женское тело вспомнило, что почти пропустило именно этот рейс, ибо, спрошенное агентом безопасности об удостоверении личности и цели поездки, просто легонько кивало вместо того, чтобы голосом озвучить ответ, и тогда раздраженный агент начал допытываться о предполагаемой глухоте, переходя на непрофессионально невменяемый крик и заявляя, что если женское тело не откроет рта вместо того, чтобы, как болванчик кивать, он его не пустит на трап.

«Да, это я» — наконец вымолвило презирающее все процедуры по безопасности и не пользующееся презервативами женское тело и побежало, чтобы застать уже почти взлетающий самолет.

Оно еще не знало ни о скоропостижной кончине мужского тела В. Б., ни о том, что эта кончина, в случайном соединении с посещением женским телом ретроспективы голландца Адера, практически повлекла за собой новую смерть.

VI

Женское тело слоняется по квартире, и странная сила притягивает его то к тому, то к иному углу. Когда оно ложится в кровать и пытается наконец сосредоточиться на себе, вместо того, чтобы быть кем-то ведомой, оно понимает, что голова в голове временно поселилась на хаотически заваленной шкатулками и книгами полке, ближней к окну.

Переждав несколько дней, женское тело подходит туда, чтобы разобраться в чем дело, и, стараясь не вляпаться в пыль, роется в варварском ворохе кулонов, квитанций и чьих-то опубликованных дневников, и наконец выуживает с полки давно не беспокоемую видеопленку, когда-то подаренную головой в голове. Наверное, голова в голове прилепилась к содержащей пленку черной коробке.

На пленке запечатлен аутичный маленький армянин, сын знакомого голове в голове продавца бриллиантов, который, прежде тем, как начать рисовать, разбивал, пугая мать, в доме стекла и зеркала. Мать привела его в студию к прославленному художнику Шнабелю, и Джулиан Шнабель вручил ему молоток, научив юное дарование с пользой использовать гнев, прикрепляя битые стекла к полотнам.

Женское тело включает свой ноутбук и находит в сотах Сети картины маленького аутиста, которому к тому времени уже исполнилось тридцать два.