Моя преступная связь с искусством

«Последняя работа Кахун — серия фотографий под названием „Кошачий Путь“. На каждой из них мы видим стареющую женщину с повязкой на глазах и поводком, ведомую кошкой. Какое удручающее производит она впечатление! Босая, в старой, криво застегнутой блузе и велосипедных, обвязанных шпагатом, штанах, уставившаяся куда-то вверх, с неопределенным выражением на лице, покорно следующая за пушистой, ушедшей на метр вперед, уверенной кошкой. На заднем плане фото виднеются ухоженные белые пирамидки, могилки, кресты. Кураторы проходящей до 25-го сентября в Париже выставки пишут, что эта серия фотографий задается вопросом о том, что такое на самом деле реальность. Кахун любила кошек, а кошка — это символ посредника, осуществляющего интуитивный контакт между видимым и невидимым, открывающего двери в другие миры».

Передо мной распахиваются двери аэропорта — я улетаю во Францию!

11

В самолете, в неглаженой спортивной рубашке с накладными карманами и оранжевой кепке-бейсболке, в туристских ботинках, я ощущаю на себе неприязненный взгляд бородача с тремя дочерьми и беззвучной, почти механичной, женой в темной, непроницаемой, неприступной как крепость, одежде (на всех — головные платки), убираю локти с подлокотников, чтобы не задеть бурчащего пуза соседа, закрываю глаза. Я вижу, как в самом начале войны мой отец, тогда еще шестилетний мальчик, выползает из рва, забитого живыми людьми, и как его туда обратно, пинками и неприятными прозвищами, толкает моя неуемная мать. Впереди Франция, круассаны, вино! На психотерапию теперь точно не хватит. В Европе меня ожидают прогулки по Аркашону и бывшие израильтяне, профессорско-геофизическая пара Милена и Игорь, приятели по интернетному «Живому Журналу», которые недавно купили домик в Бордо. Ерзаю в кресле, в кармане шуршит. Там — вырезанные из последнего номера журнала «Арт ин Америка» фотомонтажи, сделанные сюрреалистскими «сестрами». Эти искусно скомпонованные прокламации Клод Кахун, подписавшись «Безымянный Солдат», засовывала в карманы шинелей врага.

Едва осмотрев небольшой садик Милены с желтыми розами (она, застигнутая врасплох, стягивает с маленьких, крепких рук запачканные землей перчатки, обнимает меня) и с удовольствием поедая ее фирменный луковый суп, спрашиваю, что интересного можно тут посмотреть. «Устрицы!» — стучит ложкой по столу Игорь. «Только не посмотреть, а поесть, вот завтра и двинемся, Миленка специально арендовала пронырливый „Смарт“! Что-то ты какая-то скромная, ну прямо из Института благородных девиц, ни косметики, ни мини-юбки тебе, ну ничего, скоро придешь в себя посреди виноградных полей!» — Игорь смеется. «Ты хочешь в Париж? Мы тебя можем до вокзала подбросить. Там столько арабов. Есть некоторые районы, куда лучше совсем не ходить!» «Ну тут во Франции не совсем такие арабы, как были в Израиле», — вступает Милена. «Я хочу посмотреть выставку Клод Кахун», — говорю я. «А что это такая за птица?» — интересуется Игорь. «Да что-то было, кажется, в местной прессе, — отвечает Милена, — я даже начала читать про ее участие в подпольном резистансе, да потом отвлеклась. Ты мне вот совсем с садом не помогаешь! Между прочим, она тоже еврейка. Или все-таки полуеврейка? А, вот эта газета, взгляни!» Игорь, прищурившись, долго вглядывается в длинную, на целую страницу, статью, сопровождаемую черно-белыми фото. «Так она что, лесбиянка? В обнимку с бабой стоит!» Милена у него забирает газету. «Дай гостье поесть! Какая разница кто! Если Ратри (я замечаю, как Милена называет меня не именем, а „ником“ из „Живого Журнала“, хотя все ники месяц назад были раскрыты) хочет поехать на выставку, мы ее подвезем». Я благодарно смотрю на нее, но она продолжает: «Я тоже не понимаю, зачем ограничивать себя только каким-то аспектом, например, ориентацией в сексе, ведь искусство должно быть для всех. Темы должны затрагивать практически все человечество.» «Так а я что говорю! Ну вот что они выпячивают, что эта Кахунша лесбухой была, искусство — это искусство, какое нам дело, кого она приглашала в постель», — Игорь поддевает шпажкой маслину, жадно жует. «Да, опять какое-то мелкотемье, наверно», — Милена поддакивает. «Ратри, у нас тут много такого — тебя еще отвратит! В Советском Союзе все было в этом смысле как-то построже. Хотя ты же из Сан-Франциско, у вас там все качают права.»