Моя профессия – репетитор

Когда у меня еще не было своего офиса, я проводила занятия у себя дома, в кабинете с большим письменным столом. У меня жил кот Ля Мур — очень общительный и игривый. И первый вопрос, который я задавала новым ученикам: «Как вы относитесь к котам?» Спрашивала ученика, какой рукой он пишет. Показывала, где помыть руки. Предлагала чай с печеньем. Говорила ученику, что перерывы мы будем делать тогда, когда он скажет, и работать в том ритме, который для него комфортен.

Обычно тестирование занимает пятнадцать-двадцать минут. За это время мы определяем «глубину фундамента» — уровень, с которого нужно начинать занятия. Определив — переходим к первой теме. Часто первое занятие представляет собой монолог репетитора. И, произнося этот монолог, будьте очень внимательны.

Если ваш подопечный — не юный гений, а обычный школьник, значит, он виртуозно владеет двумя навыками. Первый из них — имитация понимания. Второй — гадание по мимике преподавателя. Нередко полезные жизненные навыки выпускника средней школы двумя перечисленными и ограничиваются.

Имитация понимания — это убежденность во взгляде, уверенное кивание и реплики: «Да, конечно, кто ж не знает, что такое синус!» А попросите ученика рассказать вам, что же такое синус (если вы математик). Или — что такое валентность, если вы химик. Вы обязательно узнаете много интересного! И окажется, что в основе непонятной темы — непонятные слова. Либо ученик понял их как-то по-своему: как мог, а попросить учительницу объяснить еще раз — постеснялся.

Обычно школа не приветствует задавания вопросов. Какие, к чертовой бабушке, вопросы, когда в классе двадцать пять учеников и есть план урока — двадцать минут на устный опрос, пятнадцать минут на новую тему, десять минут на выяснение, почему Сидоров уроки прогуливает? Способность задавать вопросы у школьника атрофируется. И подросток на уроках находится в своеобразном трансе: он уже не здесь, он даже не пытается вникнуть в тему, он, если надо, кивает и говорит: «Все понятно!», а если спрашивают — пользуется испытанной стратегией.

— Козлов! «Рассеянный» — какая часть речи?

— Существительное! — бодро отвечает Козлов, фиксируя: так, у Марьи Ивановны брови к макушке ползут, значит, неправильно. — Прилагательное! (вроде успокаивается, но губы поджала и к журналу тянется, попробуем еще раз) — Причастие! (Yes!)

Этот нехитрый алгоритм ученик попытается применить и к вам. Он будет смотреть на вас умными глазами и кивать. Будет выдавать три ответа сразу и наблюдать вашу реакцию. Будет в ответ на простейший вопрос смотреть вам в глаза и говорить: «Я не понимаю. Не знаю. Не помню. Не могу».

Ну, по нашим-то глазкам ему погадать не удастся! И смотреть на нас жалобно, как Му-му на Герасима, тоже нечего — не на тех напали. Но об этом наши ученики узнают позже, ха-ха, а на первом занятии мы — сама предупредительность и само обаяние. Мы все объясняем, отвечаем на вопросы, хвалим нашего подопечного за любую мелочь. И обязательно записываем все, что сделали, потому что у занятия должен быть результат. И неважно, что Филипп в одиннадцатом классе, а сегодня занимались действиями с дробями и заодно — таблицей умножения. Труднее всего преодолеть силу трения покоя. Тяжело сдвинуть с места вагончик, приросший к ржавым рельсам — зато дальше он уж сам покатится.

В конце первого занятия мы подводим итог — доброжелательно и объективно. Пусть прозвучит хоть что-нибудь хорошее — даже если тестирование показало нулевой уровень знаний по предмету, а первое занятие было вашим монологом.