А сестра его, тут же стоявшая, замерев испуганным кроликом, кивнула, но не слишком уверенно.
— Ну, нужно или ненужно — это уже мы смотреть станем, — пробасил профессор. Голос у него был густым, солидным, совершенно неожиданным для круглых, но, в целом, небольших размеров хозяина. — А вот коллеге я хотел сказать, что, боюсь, она была права.
— Эхинококк[1]? — уточнила Анет.
— Он самый, красавец! — с удовольствием отозвался ученый муж, пошарил по солидному пузику, нашаривая монокль, снова в глазницу его вставил. — Понимаете, юноша, скорее всего у вас на печени образовалась такая симпатичная киста. Ну, кажем так, мешочек. В котором живут к полному своему удовольствию и, понятное дело, размножаются эдакие червячки. Вот они и…
— Профессор, можно вас на пару слов? — деликатно кашлянула Анет.
— Что? Ах, да-да, — ученый смущенно повел кустистыми бровями. — Прошу прощения, мы с коллегой буквально на минуточку… А потом вернемся, обсудим дела наши многогрешные. Еще раз приношу свои извинения, юноша, дама.
Профессор неловко изобразил вежливый поклон — поклонится нормально ему живот мешал — и вышел вслед за Сатор в прихожую.
— Это что, теперь мода такая? — поинтересовался Сигер, дернув Ани за короткую кудряшку. — Мне не нравится. Впрочем, тебе симпатично, но больно на мальчишку похожа. Порадовала старика, порадовала. Вот говорил я твоему папеньки: «Отдай-ка ты девочку мне, нечего ей в хирургии делать!». И ведь прав был! Ну, рассказывай, как додумалась?
— Да не додумалась, — равнодушно пожала Анет, щеку изнутри закусив, чтобы не покраснеть — похвала оказалась, мягко говоря, приятной. — Просто вспомнила. Даже и не вспомнила, а… Помните, у мамы собачка была, Филицией ее звали?
— Не помню, — собрал лоб складками ученый.
Монокль, понятное дело, немедленно вывалился.
— Неважно. В общем, у мамы жила собака и тогдашняя наша кухарка огородик завела. А вы увидели, как я клубнику прямо с грядки ем и целую лек… В смысле, рассказали про паразитов. Эхинококки меня особенно поразили. — Про осознание, что она может есть клубнику вприкуску с собачьими экскрементами, Анет решила умолчать. О том, сколько она потом вообще никаких ягод не ела, тоже. — Мне после вашего рассказа еще долго желтые люди снились.
— И правильно, и правильно, — покивал профессор, оглаживая себя по пузцу — монокль искал.
— А Саши, то есть, молодой человек, которого вы только что осматривали, этнограф, долго у гоблинов жил. И еще книгу написал, «Дочь вождя».
— Читал, читал, а как же? Чепуха, конечно, но увлекательно.
— Ну вот! Значит, вы помните, что гоблины со своими собаками и спят вместе, и едят из одной посуды, и вообще…
— Ай, умница! — возликовал профессор. — Ну ведь умница же, да?
— Да не в этом дело, — раздраженно отмахнулась Сатор, понимая, что еще немного и она начнет кошкой мурлыкать. — Кисту же удалять надо, а она… Ну сами все видите, механическая желтуха, непроходимость желчевыводящих путей.
— В точечку, — вместо Анет замурлыкал Сигер, — в самую тютельку. А что это значит? А это значит, что оболочки кисты в любой момент могут лопнуть, мы получим осеменение брюшной полости и, как следствие, летальный исход. Это ты, драгоценная моя, имела в виду?
— У меня есть знакомый хирург. Она, конечно, такое не оперирует, но, может, посоветует кого-нибудь?
— Все, что надо, ты уже сделала, а мы уж там сами как-нибудь, — профессор похлопал Ани мягкой ладошкой по плечу. — Дай кудряшку дернуть! Ай, прелесть!
Честно говоря, Сатор с радостью позволила бы профессору сейчас все остатки своей шевелюры по волоску выдергать. Уж слишком приятно, оказывается, чувствовать себя если не спасительницей, то чем-то очень к этому близким.
Да, Ани все представляла совершенно по-другому. Конечно, без уливания слезами, кидания на постель и целованием всего, что под руку, в смысле, под губы, подвернется. Понятное дело, это должно было случиться куда менее пафосно, пошло и слащаво, но как-то… В общем, не то, что в реальности произошло.
А произошло следующее: во-первых, Сатор, как только медведеподобный врач нехотя, но согласился-таки пустить ее к Кайрену «буквально на минуточку», проделала все пошлое и банальное — перед больничной койкой на колени бросилась, слезами залилась и руку Нелдеру целовать начала. Но это полбеды, настоящая беда была как раз во-втором: «корсар» появлению Анет совершенно не обрадовался, то есть вот абсолютно. Бледный до серо-синего цвета, с отросшей щетиной, странно запавшими глазами и даже вроде бы похудевший, он морщился то ли мученически, то ли вовсе брезгливо и норовил у Сатор отобрать свою руку. Правда силенок у него на это не хватало, потому Ани не сразу и поняла, что он сделать пытается, думала, что это его судорогой пробивает.
— Уйди, — просипел, в конце концов, Нелдер, едва шевеля пересохшими, покрытыми неопрятными корками губами.
Сатор, понятно, растерялась, на чистой инерции проблеяла еще что-то уместно-слащаво-трогательное, вроде: «Я так рада, я так волновалась…»
— Да уйди ты, ради Леди! — процедил сквозь зубы Кайрен ничуть не громче, но с явным раздражением, а, может и злобой.