— Я тебя умоляю! — скривилась Ани. — Опять же, как сказал один человек, я не с ней жить собираюсь.
— Не слишком ли часто ты сегодня поминаешь «одного человека»? — поддел нежный дядюшка.
— Не чаще, чем ты сыплешь банальностями, — не осталась в долгу родственница.
— Знаешь, девочка, ты стала жесткой, — ни с того ни с сего посерьезнел Лангер.
— Да нет, ошибаешься. Жестче — может быть. Но разве это неправильно?
— Не знаю, не мне судить, — профессор выколотил трубочку о перила, неторопливо завернул в платок, убрал в карман. — Только вот посоветовать я ничего не могу.
— Да мне советы не слишком и нужны были, — Анет, улыбаясь, взяла профессора под руку. — Спасибо, что выслушал. У меня самой все как-то по полочкам разложилось.
— Ну и на здоровье. Кстати, вот и адвокат. Тебя подождать?
— Не нужно, я же не знаю, сколько там проторчу… А, впрочем, подожди, — наконец, решилась Сатор. — И купи цветов. Осенних каких-нибудь.
— Это еще зачем?
— Нужно, дядюшка, нужно. Я теперь подращенная, циничная и жесткая девочка. Вот и слушайся.
Лангер отвесил поклон, вроде: слушаюсь и повинуюсь. Но, кажется, в «большую девочку» не очень-то поверил.
Откровенно говоря, Сатор волновалась и даже трусила, хотя с господином Гримтом — очень представительным, одним своим видом внушающим доверие адвокатом — они обговорили «в черновую», как и что нужно делать, а «в чистовую» все равно бы не получилось, информации недоставало.
К счастью, страхи ее не сбылись. К Маю, который оказался вовсе и не Маем, а господином Эйнером, старшим следователем по каким-то там жутко важным делам, их пропустили без писка и подозрительно быстро. Ну а сам сыщик встретил посетителей радушно, как дорогих гостей: адвокату горячо руку пожал, разве что не расцеловал, Анет на стульчик усадил и чаю предложил, очень расстроившись, что от угощения она решительно отказалась. В общем, хлопотлив был полицейский, угодлив и счастлив до крайности.
Правда, усевшись за стол, странно преобразился.
— Догадались, наконец? — усмехнулся эдак снисходительно-самцово.
— Догадалась. — Огрызнулась Сатор, насупившись. Роль дурочки-блондиночки Ани совершенно не устраивала. — Только не поняла, почему вы мне открыто ничего не сказали.
— Так ведь не мог я, милая девушка, — Май развел руками, будто петуха крылья растопырил. — Да и сейчас не могу, хоть от всего б сердца, чесн’слово! А вот, к примеру, вы ко мне зачем пришли?
— Собственно, не к вам конкретно, — подал голос адвокат, неожиданно ставший совершенно незаметным. — На визите именно сюда госпожа Сатор настояла. Вообще же мы желаем заявить о факте давления со стороны должностного лица с целью получения денежных средств. А так же о давлении с целью добиться ложных показаний.
— То есть, из вашей клиентки взятку выколачивали? — потер руки следователь, кажется, довольный, как кот, слопавший сливки и почему-то не получивший за это веником. — Это к нам, к нам. Пишите, милая девушка, — Май пододвинул к Анет стопочку чистых листов, чернильницу, вынул откуда-то ручку — из заднего кармана, что ли? — рассмотрел перо на свет, заботливо сняв невидимую волосинку. — Я вам продиктую, а вот уважаемый господин адвокат проследит, чтоб лишнего не накрутил, а вы пишите!
Сатор послушно писала, чувствуя себя школяркой на диктанте. По гоблинскому языку. Как бы ей не хотелось быть дурой-блондинкой, а в казенных, да еще совершенно диких формулировках она запуталась моментально и напрочь, аж голова закружилась.
— Ну вот и славненько, — возликовал полицейский, убирая исписанную бумагу в папочку, ту в папку побольше, а все это богатство запирая в сейф — страшный, облупившийся и исцарапанный, словно его уже пытались фомкой взломать. — Вот и ладненько. А теперь мы с вами и поговорить можем. По-дружески, не для протокола. Чтоб, значит, все сказанное дальше этого кабинета не пошло.
Следователь выразительно глянул на адвоката, тот в ответ пухлыми ладошками развел. А Ани остро почувствовала собственную ненужность, эдакую «лишность». Мужчины явно разговаривали на общем для них языке, а вот она совершенно ничего не понимала.
— Итак-с, — Май сложил руки на столе, сцепил пальцы в замок. — Понимаете, милая девушка, имелась у нас в разработке группка совсем нехороших людей. Можно сказать, не группка даже, а вполне себе организованная группировка. В которую вовлечены — с прискорбием, но вынужден признать — мои, прошу прощения, коллеги. Причем занимающие весьма серьезные должности. А дела они творили… — Полицейский схватился за щеку, будто у него зубы разболелись. — Не добрые дела, темные. Но все у них выходило гладенько, как яичко — не подколупнешь. Не вытянешь ниточку, за которую уцепиться можно, да весь клубочек размотать. И показания никто на них давать не желал. Приключалось, понимаешь, у свидетелей массовое беспамятство. Вот стоит к себе пригласить — и все, не помнит ничего человек. Представляете?
— Бывает, — согласилась Анет. — А я-то тут при чем?