Моя профессия спаситель

«Милая девушка, — лукаво подмигнул за бумажной вьюгой следователь Май, — ну разве так можно, милая девушка? Эдак вы браслетки не найдете!» И Ани прекрасно поняла, про какую браслетку идет речь. Ей на день рождения подарили куклу: фарфоровую, с настоящими волосами, а если ее положить на спину, то кукла закрывала глаза. Но, главное, пухленькое запястье украшал серебряные цепочки с филигранными цветочками и почти настоящими камушками. Замочек украшения лопнул и браслет потерялся.

«Вот так-то, милая девушка!» — ухмыльнулся полицейский, швырнув в Сатор горсть заколок, украшенных незабудками с сапфировыми середками. «Ну а ты-то настоящая?» — презрительно спросил черный котище голосом дядюшки Лангера.

Сатор села на постели, отшвырнула одеяло — вдруг показалось, что оно тяжелое, совершенно каменное, душащее. С силой растерла лицо, отбросив за спину мочалку спутанных волос, выдрала пальцы из паутины прядей.

За окном нехотя разгорался жиденький, серый, совершенно осенний рассвет. По стеклу лениво сползали жирные дождевые капли. В комнате было холодно, как в склепе и когда Ани ноги на пол спустила, показалось, что в ледяную воду их сунула.

Вот так: вчера еще лето жило, а сегодня уже осень.

Анет прошлепала босыми пятками в ванную, свет включать не стала. Полумрак еще как-то примирял ее с этой квартирой, не до конца, нов се же. При свете же нелдеровское жилище даже не гостиничным номером выглядело, а… Ну будто бы Сатор забралась в чужой дом, переночевала, не спрося разрешения у хозяев. Квартира выпихивала ее, не принимала и, кажется, хотела только одного: чтобы ее оставили в покое до возвращения хозяина.

Ани поплескала в лицо холодной водой — вроде как умылась. Оперлась о раковину, разглядывая собственное едва различимое отражение. Попробовала расчесать рукой шевелюру — без толку, понятно, пряди путались в пальцах прилипчивыми щупальцами, заставляя выдирать целые клоки волос.

— Бараш, — констатировала Анет, — ба-ра-шек. В точку.

Не глядя, на ощупь, нашарила кайреновскую бритву и, скрутив гриву в жгут, принялась пилить его чуть пониже затылка. Волосы сопротивлялись, резались туго, даже, кажется. Повизгивали злобно, но Сатор была настойчива.

* * *

Папиного старинного приятеля Ани иначе, как дядюшка Омус не звала и даже фамилию его вспомнила с трудом. И только потому, что пришлось: ну не называть же почтенного профессора именем плутоватого сказочного лиса, да еще при посторонних.

Откуда такое прозвище взялось Сатор не помнила, если вообще знала. На лисицу профессор никак не походил. Впрочем, на светило такой малоаппетитной науки, как паразитология, тоже. Анет представлялось, что паразитолог просто обязан на червя походить: длинный, тощий. Господин же Сигер напоминал пончик: маленький, кругленький и сахарной пудрой посыпанный, потому как седой совершенно, с шикарными белыми бакенбардами и усами.

— Ну что ж, коллега, — прогудел профессор, приподняв густющую бровь, выпуская монокль из глазницы — окуляр повис на цепочке, закачался заправским маятником. — Конечно, предстоят еще исследования. Надо посмотреть, посмотреть…

— Да что, вы, не нужно ничего, — смутился этнограф со странным прозвищем Саши, кажется, успевший за прошедшие сутки набрать еще больше желтизны.

А сестра его, тут же стоявшая, замерев испуганным кроликом, кивнула, но не слишком уверенно.

— Ну, нужно или ненужно — это уже мы смотреть станем, — пробасил профессор. Голос у него был густым, солидным, совершенно неожиданным для круглых, но, в целом, небольших размеров хозяина. — А вот коллеге я хотел сказать, что, боюсь, она была права.

— Эхинококк[24]? — уточнила Анет.

— Он самый, красавец! — с удовольствием отозвался ученый муж, пошарил по солидному пузику, нашаривая монокль, снова в глазницу его вставил. — Понимаете, юноша, скорее всего у вас на печени образовалась такая симпатичная киста. Ну, кажем так, мешочек. В котором живут к полному своему удовольствию и, понятное дело, размножаются эдакие червячки. Вот они и…

— Профессор, можно вас на пару слов? — деликатно кашлянула Анет.

— Что? Ах, да-да, — ученый смущенно повел кустистыми бровями. — Прошу прощения, мы с коллегой буквально на минуточку… А потом вернемся, обсудим дела наши многогрешные. Еще раз приношу свои извинения, юноша, дама.

Профессор неловко изобразил вежливый поклон — поклонится нормально ему живот мешал — и вышел вслед за Сатор в прихожую.

— Это что, теперь мода такая? — поинтересовался Сигер, дернув Ани за короткую кудряшку. — Мне не нравится. Впрочем, тебе симпатично, но больно на мальчишку похожа. Порадовала старика, порадовала. Вот говорил я твоему папеньки: «Отдай-ка ты девочку мне, нечего ей в хирургии делать!». И ведь прав был! Ну, рассказывай, как додумалась?

— Да не додумалась, — равнодушно пожала Анет, щеку изнутри закусив, чтобы не покраснеть — похвала оказалась, мягко говоря, приятной. — Просто вспомнила. Даже и не вспомнила, а… Помните, у мамы собачка была, Филицией ее звали?

— Не помню, — собрал лоб складками ученый.

Монокль, понятное дело, немедленно вывалился.