Моя профессия – убивать. Мемуары палача

Одна записка, забытая в бумагах, отданных однажды для снятия с них копии бедному каллиграфу, пробудила в нем подозрение, и он, идя от принца де Целламар, отправился сообщить обо всем аббату Дюбуа – первому министру регента.

Дюбуа сделал этого человека своим шпионом и был посвящен ежедневно, ежечасно во все тайны переписки, информацию о которой он не прерывал до той минуты, пока не узнал все подробности заговора. Затем, позабавившись некоторое время своей добычей, он прервал нити интриги, приказав арестовать заговорщиков. Регент, могущество которого увеличилось вследствие этого заговора, возбудившего общее негодование посланником, поступившего так гнусно правилами чести, мог без опасности показать себя милосердным. Ни одна казнь не обагрила кровью этот будуарный заговор, и я бы не упомянул о нем, если бы случай не дал Шарлю Сансону роль в одном из его малоизвестных обстоятельств.

Мало было во Франции властелинов, о которых писали бы так много, как о регенте. История и романы попеременно популяризировали эту странную и противоречивую личность. Одни писатели поставили Филиппа Орлеанского в ряду великих людей, другие предполагали, что посредственность его дарований не может быть оправданием совершенных им ошибок.

Регент был образованнее и умнее не только принцев, но и дворян своей эпохи; его склонность к химии играла немаловажную роль в постыдных толках, обвинявших его в смерти семейства Людовика XIV.

Одному итальянскому дворянину, вошедшему к нему в доверие обещанием научить его секрету как делать золото, удалось убедить регента, что он имеет власть вызывать черта, и, выбрав местом своих магических операций Ванвские возвышенности, он получил от принца обещание приехать туда в сопровождении господина маркиза де Мирепо.

Этот итальянец был агент одного силезского искателя приключений, посланный во Францию герцогиней Дезюрзен, которая покровительствовала ему, Это был Шлибен.

Шлибен обещал кардиналу Альберони схватить герцога Орлеанского; где не удалась сила, должна была победить хитрость.

Невероятное любопытство регента имело для него пагубные последствия, и предупреждение, спасшее его свободу и, быть может, жизнь, было сделано человеком из весьма низкого класса общества.

Вполне понятно, что после раскрытия Целламарского заговора, все выходцы из Испании вызывали подозрение не только правительства, но и самого народа.

Женщина лет тридцати, но еще необыкновенной красоты, занимала меблированную комнату на улице Понт-о-Шу.

То аббат, то офицер, то поселянин или просто прохожий стучались в ее дверь. Соседи, подозревавшие, что она торгует своим телом, не слишком удивлялись разнообразию ее посетителей; но одному из них, который был проницательнее прочих, это изобилие поклонников показалось подозрительным, и он узнавал в них одно и то же лицо, которое посещало незнакомку, переодевшись в различные одежды.

Он сообщил об этом полицмейстеру, который решил арестовать этого нового протея и его красавицу, но в один прекрасный вечер ужасная сцена привела в смятение весь дом, в котором жила иностранка.

В занимаемой ею комнате послышались крики, проклятия, и когда прибежали на шум, выломали двери, то нашли незнакомку, боровшуюся с человеком, одетым мушкетером, в котором сосед снова узнал того же самого посетителя, несмотря на густые усы, которые он приклеил, несмотря на то, что он изменил язык и голос. Казалось, причиной этой ссоры была ревность, потому что женщина угрожала тому, кто, по-видимому, был ее любовником, кинжалом, который держала в руке.

Послали за стражей, но мушкетер успел еще до ее прибытия скрыться, и потому арестовали только одну незнакомку; притом сделали большую ошибку, что не воспользовались ее состоянием, в котором она находилась, чтобы допросить ее сразу, а лишь несколько дней после ареста занялись ею. Волнение ее прошло, она сделалась снова хладнокровной, и все показания были обманчивы и без всякого значения.

В наказание за поднятый скандал и ее наглое обращение с человеком, который, как она утверждала, был точно мушкетером, лейтенант полиции присудил ее к публичному наказанию кнутом.

Это наказание, которому в то время весьма часто подвергались девушки дурного поведения, выполнялось служителями исполнителя.

Вечером того же дня, когда было выполнено бичевание, Шарль Сансон с удивлением заметил на пальце одного из тех служителей, на которых было возложено его выполнение, кольцо с гербом, по-видимому, весьма ценное; притом он заметил, что тот покраснел, когда его взор остановился на этой драгоценности.