Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Выдвинутые русскими условия, которые Сталин смягчал в ходе переговоров, были продуманы и признаны необходимыми правительством Советского Союза и высшим командованием, независимо от того, что мы думали о них и об их важности для обороны России. Но помимо этого, как в связи с речью Молотова, так и в других отношениях, этот вопрос стал делом престижа для Советской России. Для великой державы престиж – это серьёзный вопрос, серьёзнее, чем мы, представители малых государств, даже можем вообразить. Это – весомая реальность, к которой надо относиться с особым вниманием. Когда дело заходит столь далеко, то великая держава, согласно принятой ныне морали, считает себя вынужденной идти до конца – по-плохому, если не удастся добиться своего по-хорошему. Советский Союз ранимо относится к своей чести, но в этом отношении он совсем не отличается от других великих держав. Незадолго до начала англо-бурской войны тогдашний французский посол Поль Камбон спросил у члена английского кабинета министров, хорошо известного Джозефа Чемберлена, является ли вопрос уитлендеров (переселившихся в Трансвааль подданных Великобритании) достаточным основанием для большой военной экспедиции. Чемберлен пылко ответил: «Не в этом дело; честь Англии под вопросом. Буры разбили нас; их надо научить принимать во внимание такой большой народ, как мы» (Paul Cambon par un diplomate. Р. 191)4. В итоге, в поведении великих держав по отношению к малым нет особых различий. В общении с равными себе они, понятно, используют совсем иной язык.

Начиная с осени 1939 года произошло много всего. Естественно, что я не мог вновь и вновь не возвращаться в своих мыслях к роковым событиям осени 1939 года.

Моей первой мыслью было: искренни ли Сталин и Кремль и шла ли речь только об обеспечении безопасности Советского государства от угрозы со стороны Финляндии? Именно это вызывало в Финляндии сомнения. Кто знает цели Кремля?

Из моего дневника периода Зимней войны за 26.01.40: «Заседание в правительстве с участием президента. Каллио зачитал речь, которую он произнесёт на закрытии и открытии сессии парламента. Он собирался сказать, что стало ясно – советское правительство на переговорах с Финляндией стремилось к большевизации Финляндии. На это я заметил, что у меня по ходу переговоров не сложилось такого впечатления, напротив, я думаю, что мы могли прийти с Советским Союзом к соглашению, которое не привело бы к большевизации Финляндии. Я предложил внести изменения в эту часть выступления Каллио. Моё замечание не получило поддержки». Президент Каллио не исключил предложенный мною пункт из своей речи, но, напротив, заметил, что Советский Союз, также и своим отказом от переговоров с законным правительством Финляндии, показал, что руководители Советского Союза не только стремились к захвату территорий, но и преследовали цель большевизации Финляндии.

Если, как я думал, целью Кремля было стремление обеспечить безопасность государства на случай угрозы, идущей через территорию Финляндии, то в своей деятельности он не был одинок. Та же мысль об опасности со стороны малых и слабых в военном отношении государств для своих могущественных соседей, похоже, относится к главным принципам политики великих держав. Известный немецкий историк Фридрих Мейнеке определяет это следующим образом: «Главный закон политики власти заключается в том, что каждое слабое государство, не способное защититься собственными силами, […] рискует стать зоной низкого давления, в которую могут устремиться потоки воздуха с соседних территорий, порождая бурю» (Die Idee der Staatsrаson… S. 525)5.

Давайте предположим, что Сталин был искренен и речь шла об обороне Советской России.

Тогда возникает вопрос: неужели хорошие отношения между Финляндией и Советским Союзом, при которых Финляндия чувствовала бы себя в безопасности, не являются приемлемой политикой и с точки зрения Советской России? Эту мысль мы пытались донести на переговорах, но Сталин и Молотов смотрели на ситуацию с позиции великой державы, пренебрегающей малыми народами. Финляндия, как сказал Сталин, была слабой и неспособной отстаивать свой нейтралитет. Последующие события подтверждают правильность того, что нейтральная Финляндия, которая, как и Швеция, хотела оставаться вне войны между великими державами и была готова обороняться даже вооружённым путём, могла стать лучшей альтернативой в политике Советского Союза.