Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, рев

A. М. Никитин²¹, а Градоначальником – земский деятель С.М. Леонтьев²² <…>. Газеты вышли все. Новости такие: образовалось правительство: Председатель Совета министров и министр внутренних дел – кн. Г. Е. Львов²³, иностранных дел – П.Н. Милюков, путей сообщения – Н.В. Некрасов²⁴, торговли и промышленности – А. И. Коновалов²⁵, народного просвещения – проф. А. А. Мануйлов²⁶, военный и (временно) морской – А.И. Гучков, земледелия – А.И. Шингарев²⁷, финансов – М.И. Терещенко²⁸, государств, контроль – И.В. Годнев²⁹, обер-прокурор Синода

B. Н. Львов³⁰, то есть все – кадеты и прогрессисты, но министром юстиции – А.Ф. Керенский. Это уступка Исполнительному комитету Совета рабочих депутатов, который, как видно, и сдерживал пролетариат от погромных эксцессов. Значит, судьба арестованных деятелей старого режима во многом зависит от Совета рабочих.

<…>

17 марта (4 марта). Второго числа в 3 ч. дня в городе Пскове Николай Второй подписал отречение от престола. <…> К Царю ездили в Псков А.И. Гучков и В.В. Шульгин³¹ и отречение получили от него в поезде, в присутствии Фредерикса³² и генерала Рузского. При разговоре с депутатами Царь сказал, что по отречении он должен уехать за границу, а покинуть сына в России он не в силах, а потому и передает свой престол брату[Михаилу Александровичу]³³.

Второго марта 1917 г., в 3 ч. дня, я думаю, на всем свете не было более несчастных людей, как наш бывший Царь и его семья. Мне было так грустно читать этот страшный для Николая Второго³⁴ акт, и тем более грустно, что он мог бы, не будучи по природе «великим», прославить себя в истории на вечные времена. 23 года его водили за нос все, кому было угодно и кто так или иначе был к нему близок. С самого начала царствования все ждали, что он пойдет не «по батюшке», а 17 октября 1905 г. и совсем было поверили, что он сам даст то, что теперь взято самим народом. Жалко его сейчас (и, конечно, не мне одному), только «по-человечески», а не как государственного деятеля.

Другое говорят и пишут о Михаиле Александровиче. Этот не сочувствовал политике брата и всей своей жизнью зарекомендовал себя, так сказать, демократически. Чуждался блестящей придворной жизни, любил «помещичью» жизнь, литературу, искусство и восхищался английской конституцией. <…> Когда ему привезли последний манифест Николая Второго, он категорически отказался принять корону и только после уговоров заявил, что если Дума и народ пожелают, то он примет на себя лишь Регентство, впредь до созыва Учредительного собрания. Вообще, настолько был корректен, что даже Керенский подошел к нему и сказал: «Вы благородный человек. Я всем и везде дам знать о ваших словах и вашем поведении». <…>

Добрые вести из Тулы, Киева, Екатеринослава[353], Одессы, Курска, Владимира, Вятки[354], Рыбинска, Ташкента, Смоленска, Саратова, Ярославля, Самары, Костромы, Омска и Новочеркасска. Везде свершилось «по-московски», разве только с маленьким провокаторством да с арестами губернаторов и полицейских. В Ревеле[355] не совсем гладко: были беспорядки и разгромы. Московским общественным комитетом объявлена такса[356] (по сортам): пшеничной муки 5 р. 92 к., 4 р. 98 к. и 3 р. 71 к.; ржаной 4 р. 83 к. и 4 р. 20 к. – пуд; мясо – 65 к., 48 к., 35 к.; баранина 60 к. и 70 к. – фунт. Французская фунтовая булка – 20 к.

В час дня был назначен на Красной площади всенародный молебен и парад войскам. При морозе в 10° и под лучами зимнего, но уже греющего солнца собралось народу и войск несметное количество. Порядок был, как и все эти «революционные» дни, образцовый, настроение, при сборе людей, праздничное, но затем, кажется, оно испортилось. Ни молебна, ни парада – высокоторжественными не сделали. Было 2–3 хоругви, мало духовенства, мало звона, и в строю не было «стройности» и известного церемониала. А главное, на что все роптали, – вместо одного часа дня молебствие началось в 2 ч. 30 мин. дня, и совершенно оно было неблагоговейно, так как все время слышались разговоры, шум пропеллеров летавших над Красной площадью трех аэропланов и треск кинематографических аппаратов. Впрочем, теперь все еще «временное». Будет время, и помолимся, и побравурничаем по-настоящему. Но протодиакон К.В. Розов³⁵ (мой старый приятель) и при новом режиме показал свой удивительный по силе и красоте голосище, на всю площадь провозгласивши многолетие «Державе Российской, ее правителям, союзникам, православным христианам и христолюбивому воинству». Теперь уже эти многолетия такие коротенькие…