Моя родина – Азербайджан

– Вот у нас молодой человек: ему уже стукнуло двадцать девять, а он до сих пор не женат.

– Лазарь Моисеевич, – решил я вставить свое слово, – но вы же не даете мне даже вечером отдохнуть.

– Ладно, – сказал Каганович, окинув меня цепким взглядом и, обращаясь к управляющему делами, добавил: – Байбаков чтобы в субботу вечером не работал.

А у меня на примете уже давно была одна симпатичная девушка. Встречались мы с ней второпях, мельком, я и сам не знал толком, всерьез ли она нравится мне. Не было времени разобраться. Но в первый же свободный субботний вечер после полученного мной «благословения» Кагановича я встретился с ней, решив познакомиться с ее родителями. Перед этим, согласно заведенному в наркомате порядку, я сообщил секретарю, куда ухожу, и назвал номер телефона.

Родители этой девушки приняли меня радушно, как долгожданного гостя. Даже стол накрыли. Только стали мы усаживаться, как вдруг телефонный звонок. Предполагаемая теща, снявшая трубку, испуганно обратилась ко мне:

– Вас вызывают срочно, Николай Константинович.

Звонил секретарь из наркомата:

– Товарищ Каганович просит вас немедленно приехать.

И начались дни такой запарки, что мне было не до свиданий. Как-то незаметно эта девушка отошла на второй план, забылась. Мне некогда было сожалеть или горевать и даже вспоминать о несостоявшемся сватовстве.

Видно, так и оставаться бы мне холостяком, если бы не нашлась невеста совсем рядом, здесь же, под крышей наркомата. Все было настолько обыкновенным и в то же время очень характерным для судеб таких людей, как я, что и ныне, по прошествии такого времени – более полувека, кажется чрезвычайно удивительным…

Однажды в комнату отдыха, где я в то время обедал, вошла девушка – новый работник наркомата. Окончив инженерноэкономический институт, она работала референтом заместителя наркома по строительству. Принесла на подпись срочный документ. На вид ей было всего лет двадцать, аккуратная, строгая, но очень миловидная, с умными живыми глазами. Чем-то она меня сразу тронула, и я тут же выяснил, что зовут ее Клавой. И вдруг совершенно неожиданно для себя предложил первое, что пришло в голову, – глупее, как говорится, не придумаешь:

– Садитесь, Клава, обедать со мной.

– Нет, нет, что вы! – вспыхнула она.

– Ну, если не хотите обедать, – уже осмелев, сказал я, – тогда вечером приглашаю вас в кино. Пойдете, а?

Она согласилась. И мы стали встречаться.

Как-то узнав об этом, Каганович приказал управляющему делами достать для меня два билета в театр. После спектакля – была не была! – я пригласил Клаву в ресторан, заказал кахетинского вина и, решившись, сказал ей:

– Вот что, Клава. Нет у меня времени на ухаживания. Совсем нет. И если я тебе нравлюсь, то вот моя рука. А если нет – прогони меня сейчас же.

– Можно подумать? – тихо спросила она.

– Можно. Даю тебе полчаса подумать.

Не помню, что я думал и чувствовал, говоря так, но говорил не в шутку, а вполне серьезно. Я знал, что такого удобного случая для того, чтобы объясниться с Клавой, может, долго не будет. И еще я знал, кому я даю такой срок на обдумывание, видел по ее глазам, по всему ее милому, доверчивому облику, Клава – свой, надежный человек, она понимает, в каком сверхжестком режиме времени я живу, у нас общие мысли и заботы.

На другой день мы с Клавой расписались в загсе, а на следующее воскресенье к пяти часам вечера решили созвать на свадьбу родных и друзей.

Но воскресенье, как я уже говорил, ничем для меня не отличалось от будней: с утра я был в наркомате, уверенный, что к пяти часам вечера освобожусь. Однако во второй половине дня Каганович вызвал меня на совещание. Вот уже и пять часов, гости конечно же собрались на даче нашего наркомата в Томилино, ждут меня, жениха. Как быть? Что предпринять? Надо ли говорить, что я сидел на том совещании как на горящих углях! Но ведь обсуждали-то проблемы насущные, от решения которых зависело многое в работе, те, в которых я был кровно заинтересован, и без меня, моих ответов, моих проектов совещание во многом лишалось смысла. Никак не мог я уйти, отпроситься с совещания даже по самой уважительной причине!

Вот пробило шесть часов, а совещание продолжалось. Управляющий делами решился напомнить Кагановичу:

– Лазарь Моисеевич, Байбаков сегодня женится, у него сегодня свадьба. Надо бы его отпустить.

– Да? – рассеянно произнес Каганович. – Хорошо. Мы это сделаем. – Он кивнул и тут же продолжил разговор о деле.

Совещание закончилось в семь часов и только к восьми часам я добрался до дачи. Гости притомились, устали, но за стол без жениха не садились. Наконец, свадебное застолье началось. Нас поздравили, подняли бокалы, крикнули: «Горько!». Я выпил рюмку водки, и сразу же, чего со мной никогда не было ни прежде, ни потом, у меня вдруг зашумело в голове и все поплыло перед глазами:

– Клава, мне плохо… Не могу… Пойду лягу…

– Коля, неудобно, свадьба у нас, гости! – испуганно шепнула она.

– Ты хочешь, чтобы меня пьяным в стельку увидели?