Моя рыба будет жить

Она достала из кармана рыбацкого жилета маленькую пластмассовую коробочку и открыла ее. Внутри оказался целый набор инструментов сыщика: скальпель, пинцет, пара щипчиков, маленькая линейка. Выбрав самый большой морской желудь, с помощью скальпеля она осторожно отделила ножку от пакета. Извлеченный желудь она положила на стойку перед собой. Вынула линейку и тщательно измерила существо от кончика до макушки.

— Ты можешь определить его возраст? — спросил Оливер.

— Трудно сказать. Они достигают половой зрелости примерно в год, полностью взрослыми становятся в пять. Жить могут до двадцати лет и больше. Этот парень или девица — в общем, не важно, потому что они гермафродиты, — вполне взрослый. Они могут вырастать до двадцати сантиметров, или восьми дюймов в длину, но этот лишь слегка больше трех дюймов, и можно предположить, что это довольно молодая колония или что условия были так себе, или и то и другое. Слушай, Оливер, а можно я проведу тест-драйв этого твоего скопа на айфоне?

Совсем недавно Оливер хакнул свой айфон, установив на чехле с помощью суперклея линзу от маленького 45-кратного микроскопа. Каким-то образом Калли прознала и об этом тоже. Она же только что вернулась на остров. Как она могла знать? Она протянула руку, Оливер защелкнул чехол на телефоне, открыл нужное приложение и отдал ей. Приложение активировало на айфоне подсветку, когда она направила микроскоп на головку желудя. На экранчике появилось увеличенное изображение.

— Это потрясающе! — сказала она. — Видите эти роскошные известковые чешуйки?

Рут заглянула ей через плечо, чтобы увидеть экран. Чешуйки были похожи на ногти на ногах какой-то древней рептилии.

— Только что отросшие чешуйки блестящие и отливают перламутром, но под воздействием волн они постепенно приобретают тусклый и потрепанный вид.

— Как мы, — сказала Рут.

— Точно, — ответила Калли. — Так что вот нам еще одна подсказка насчет возраста. В общем и целом, я могу сказать, что колонию носило по морю по крайней мере года два, может, скорее, даже больше, три или четыре года.

— Три года — это значит до цунами, — сказал Оливер.

— Что ж, как я уже говорила, точнее сказать трудновато. Но мне кажется маловероятным, чтобы вещи после цунами уже начало прибивать к нашему берегу. Мы тут довольно глубоко засели.

Она выключила подсветку на микроскопе и с восхищением принялась разглядывать линзу.

— Как ты ее прикрепил?

Пока Оливер объяснял смысл хака, Рут подцепила двумя пальцами морской желудь, чтобы разглядеть его еще раз. Нельзя сказать, чтобы новые сведения подкрепляли ее теорию о цунами. Может, Мюриел все-таки права. Может, пакет был джетсемом, сброшенным с борта корабля, хотя ей трудно было представить себе Нао, совершающую круиз на Аляску. Может, она бросила пакет в море, как бутылку с посланием, еще до цунами, а может, пакет лежал у нее в кармане вместе с камнями, когда она вошла в океан, чтобы утонуть. Все это были возможные объяснения, но ни одно не казалось верным. Морские желуди не нравились Рут с самого начала, и то, что они не предоставили нужного ей доказательства, только укрепило ее неприязнь.

— И почему это они называются морскими уточками? — спросила она. — Не вижу ни малейшего сходства.

Калли уже вернула Оливеру айфон и теперь собирала свои инструменты.

— На самом деле, сходство есть. Есть такая птица из семейства утиных, белощекая казарка, у нее длинная черная шея и белая голова. Твоих маленьких друзей прозвали так из-за нее. Люди постоянно находили их в плавнике, на ветках, выброшенных на берег, и думали, что это ветки такого морского дуба. Белые головки принимали за яйца, которые казарка якобы откладывала на деревьях. Вполне логичная цепочка выводов.

— Выводы — это отстой, — сказала Рут. Она положила желудь обратно на кухонную стойку, и Песто, дождавшийся своего момента, быстро схватил его и был таков. Но ровно посреди кухни он его выплюнул, понюхал еще раз и отворотил нос. Он никогда бы не снизошел, чтобы есть то, что уже сдохло.

— В Испании они считаются деликатесом, — сказала Калли. — Ножки особенно нежны. Варишь их пару минут, снимаешь шкурку, кладешь ножку в рот и… чпок!

Она продемонстрировала процесс с помощью пантомимы, изобразив звук губами.

— Мясо выскальзывает из раковины прямо в рот. Плюс немного сливочного масла с чесночком и лимоном… Ням!

Было уже почти шесть, и на улице стало довольно темно. Рут взяла налобный фонарик, и они вышли проводить Калли до ее грузовичка. Задрав голову, она увидела, что тучи разошлись и полная луна заливает светом ночное небо. Вверху щупальца тумана переплетались в лунном свете с макушками деревьев, но внизу ветви кедров, отяжелевшие от шедшего весь день дождя, хранили темноту. Луч ее фонарика выхватил какую-то тень на ветке.

— Эй, это не ваша ли джунглевая ворона? — спросила Калли.

Сфокусировав луч, Рут смогла разглядеть блеск черных перьев и огоньки черных глаз.

— Мюриел, — произнесла она, как бы в ответ на вопрос Калли.

Калли рассмеялась.

— Ну конечно! — сказала она. — Но об этом говорят все. Наши местные шовинисты уже окрысились.

— Почему?