Моя рыба будет жить

Он говорит без выражения, короткими фразами.

— Я потерял все. Дочь, сына, жену, мать. Наш дом, соседей. Весь наш поселок.

Строки внизу экрана указывают имя человека: Т. Нодзима, санитарный рабочий, поселок О…, префектура Мияги.

Репортер, голос которого звучит приглушенно из-за маски, говорит в камеру. Он объясняет, что они стоят на том самом месте, где был дом господина Нодзима. В кадре — картина полной разрухи, но камера не может передать жуткого запаха. Он стягивает маску. Запах, объясняет он, невыносим, удушающая вонь от гниющей рыбы и гниющей плоти, погребенной под завалами. Господин Нодзима ищет свою шестилетнюю дочь. У него мало надежды найти ее живой. Он надеется разыскать ранец, который был у нее на спине утром 11 марта, когда ударило цунами.

— Он красный, — говорит Нодзима, — с картинкой Hello Kitty. Я ей только что его купил. Учебный год должен был начаться, и она так им гордилась. Носила даже в доме. Она должна была в первый класс пойти.

Нодзима и его дочь были дома, на кухне, когда стена черной воды вперемешку с мусором вломилась в их дом. В считанные секунды Нодзима был прижат к потолку, а его дочь исчезла. Он думал, что тут и потонет, но дом чудом сорвался с фундамента как раз в тот момент, как разломился потолок, и его вытолкнуло на второй этаж в спальню, где в углу скорчилась его жена, держа на руках их новорожденного сына.

— Я пытался поймать ее за руку, — говорит он. — Почти дотянулся, но тут дом накренился и развалился пополам.

Его жену и сына потащило прочь. Он думал, что все еще сможет до них добраться. Сумел взобраться на крышу бетонного здания, которое проносило мимо. Он мог видеть жену в углу их плавучей спальни, с ребенком на руках, но их уносило все дальше и дальше. Он позвал ее. Рев воды и крошащихся обломков был оглушающим.

— Был такой шум, но, думаю, она услышала меня. Она на меня посмотрела. Глаза у нее были широко раскрыты, но она ни разу не закричала. Не хотела ребенка пугать. Просто смотрела на меня до самого конца.

Он трясет головой, словно стараясь освободить ее от дальнейших воспоминаний. Пристально глядит на окрестности, заваленные обломками, — расщепленные дома и смятые машины, бетонные блоки и погнутая арматура, лодки, куски мебели, разбитые кухонные принадлежности, шифер, одежда, вещи — неприглядный слой мусора несколько метров глубиной. Он глядит вниз, себе под ноги, ковыряет носком ботинка скомканный, залепленный грязью кусок ткани.

— Наверно, я никогда не найду свою семью, — говорит он. — Я потерял надежду похоронить их как следует. Но если я смогу найти хоть что-то, хотя бы одну вещь, которая принадлежала моей дочери, это успокоит мое сердце, и я смогу оставить это место.

Он резко сглатывает, а потом делает глубокий вдох.

— Та жизнь с семьей была сном, — говорит он. Потом делает жест в сторону разрушенного ландшафта. — Это реальность. Нам нужно пробудиться и понять это.

2

В дни, последовавшие за землетрясением и цунами, Рут сидела за компьютером и прочесывала интернет в поисках новостей о друзьях и родных. Ей потребовалась пара дней, чтобы убедиться, что с теми, кого она знала, все в порядке, но она не могла остановиться. Образы, хлынувшие из Японии, завораживали ее. Каждые несколько часов появлялся очередной кошмарный ролик, и она проигрывала его снова и снова, изучая, как волна вздымается над дамбами, тащит лодки вверх по улицам, подхватывает машины и забрасывает их на крыши домов. Она смотрела, как целые городки сметает и уносит прочь за считанные секунды, сознавая при этом, что вот эти моменты остались запечатленными в интернете, но множество других моментов просто исчезло.

По большей части ролики были сняты донельзя испуганными людьми на мобильные телефоны со склонов или крыш высоких зданий, так что кадры носили случайный характер, будто те, кто снимал, и сами не понимали, что делают, сознавая только, что происходит нечто исключительно важное, так что они включали телефон и направляли его на идущую волну. Иногда изображение вдруг дергалось и расплывалось, когда хозяин телефона перебегал на место повыше. Иногда на самом краю кадра было видно, как волна поглощает крошечные машинки и человеческие фигурки. Иногда казалось, что люди не знают, что делать. Они не спешили бежать, останавливались даже, чтобы оглянуться и посмотреть, не сознавая, в какой они опасности. Но всегда с высоты, откуда велась съемка, было видно, как быстро, как неотвратимо надвигается волна. У крошечных фигурок не было ни единого шанса, и те, кто стоял рядом с камерой, кого не было видно на экране, явно это понимали. «Скорей! Скорей! — надрывались их бестелесные голоса где-то за кадром. — Не останавливайся! Беги! О нет! Где бабушка? О нет! Смотри! Вон там! Ох, ужас какой! Скорее! Беги! Беги!»

3