Моя рыжая проблема

Я перевела дыхание. Пусть подобравшаяся команда и удивила мастера, но рассерженным он не выглядел. Скорее, действительно не ожидал, что на мое приглашение откликнется столько народу. Друзья… на самом деле почти никого из них не назовешь другом в полном смысле. Только если Маронга и, пожалуй, Лиору. Слишком много мы с ними испытали вместе. И пусть то, что случается в дороге, по лагонским поверьям не в счет – я лучше спишу со счетов дурацкие поверья. Айка… Чувства к ней можно обозначить двумя словами: жалость и вина. Если бы мы не ушли тогда в горы, вероятно, Аринга бы не натравила на лагерь свободных и никто бы не пострадал. Кагечи Ро – загадка, черное пятно. Доверие к нему держалось исключительно на словах Тейта.

Отношение к Лао попросту не хотелось анализировать. Никогда не воспринимала всерьез интуицию и прочие мистические штуки, но сейчас все во мне в голос кричало, что этому существу надо верить. Предчувствие было настолько сильным, что перекрывало даже новоприобретенную в Лагоне паранойю…

Размышляя о Лао, я невольно скосила на него взгляд. И лишь потому заметила, как он вдруг застыл, а затем необыкновенно грациозно полуобернулся, потянулся к чему-то, еще невидимому. Затем опомнился, почти мгновенно, и вернулся к разговору с Тейтом. А через несколько секунд воздух над входом в мастерскую задрожал и явился последний участник похода – Итасэ Ран. Бледный, с волосами цвета мокрого пепла и темными глазами, в черном трико и с дымчато-серым, почти прозрачным шарфом, он напоминал тень, которой приспичило прогуляться по солнцепеку. Сощурившись на пронзительно голубое небо, Итасэ шевельнул пальцами, и край шарфа поднялся над его плечами и головой, словно капюшон у кобры. Следом по воздуху выплыла здоровенная сумка, сильно напоминающая потрепанный дамский саквояж из крокодиловой кожи.

– Теперь можно выступать, – удовлетворенно подытожил мастер.

Путешествие в команде Ригуми Шаа разительно отличалось от изматывающего забега с Арингой во главе. Если в прошлый раз ставка явно делалась на физическое развитие, выносливость и умение приспосабливаться, то теперь, как это ни парадоксально, на красоту. Передвигались мы быстрым шагом, но земли не касались – под ногами вилась туманная лента искусственной дороги. Разворачивал ее сам мастер, который и шел первым, замыкал цепочку Итасэ Ран. Тейт вышагивал рядом со мной, отпустив свою трофейную химеру, она парила над нашими головами, невидимая. Притороченные к ее бокам сумки тоже пропали из виду, как ни странно. Остальные путешественники тоже разбились на пары, только непоседливая Айка постоянно убегала в начало колонны и приставала к Ригуми Шаа то с вопросами, то с подарками. Мы с рыжим вполголоса держали пари, что девчонка притащит в следующий раз: очередную охапку цветов, гроздь ягод, красивый камень? Лидировала в маленьком соревновании я, но исключительно за счет телепатии.

После увесистой тушки какого-то синего и чешуйчатого зверька терпение у мастера лопнуло, и он молча отгородился упругим барьером. Лао посмеялся, поглядев на попытки Айки пробить лбом неожиданное препятствие, а потом отозвал девчонку и отвлек ее рассказом о хищных морских химерах. Я тоже заслушалась, если честно.

Так вдохновенно врать на ходу – особый талант.

Первый привал объявили уже ближе к вечеру, когда мы по самому краю миновали сухую каменистую долину и немного поднялись в горы. Ригуми Шаа вдруг замедлил шаг и указал на высокое дерево, широко распростершее ветви над естественной площадкой:

– Остановимся там.

Листья издали казались почти черными, словно обгорелыми, а ствол – насыщенно красным. Меня от одного вида пробрало холодком, но мастер уверенно направился к этому чудовищному исполину. Скала, изрытая мощными корнями, издали отсвечивала голубоватым и выглядела… рыхловатой, что ли? Потом ветер сменился, и повеяло чем-то сладким и пьяным; так могли бы пахнуть орехи и спелые фрукты, вымоченные в хорошем ликере.

Что за?..

Вся площадка под деревом была сплошь покрыта высохшими лепестками того нежного оттенка, какой принимает летнее небо у самого горизонта. А страшная, словно бы обгоревшая крона изнутри походила на чашу, устланную цветами – темно-синими, бархатистыми, собранными в длинные гроздья. Сладкий, опьяняющий аромат стал сильнее.

Ригуми Шаа поднял руку, и на ладонь ему опустилась мягкой петлей гроздь полураспустившихся цветов.

– Инлао распускается в холодный сезон, – сообщил он так же спокойно, как и всегда, но в мысленном фоне проскользнуло что-то провокационное, предвкушающее. А затем обратился к рыжему: – Тейт-кан, тебе не кажется, что эти цветы похожи на оттенок глаз Трикси-кан? – и повел рукой так, что гроздь оказалась на свету.

Пыльца вспыхнула в солнечных лучах, как слюда.

– Очень похоже, – хмыкнул Тейт и, забрав у мастера цветы, приложил их к своей огневеющей гриве, как венок. – И на мои глаза тоже похоже. Только ты так не делай, ладно, Трикси? Сок жжется.