Стоять нагишом, к счастью, долго не пришлось. Воздух вокруг потемнел — и меня окутало одеяние. На ощупь ткань напоминала легчайший шелк, по ощущениям — нежнее ветра. Передвигаться в таком костюме — одно удовольствие, но…
Шрах, почему опять ярко — алого цвета? Что Лиора, что Нэккен, что мастер — все норовят засунуть меня во что‑нибудь красное! Почти как дорогая кузина Лоран, мир праху ее свадебного торта.
— Красиво, — сказал рыжий.
Глаза у него были такими довольными, такими шкодливыми, что мне сразу стало ясно — он смотрел. Не знаю, как, правда.
— Утоплю, — ласково ответила я.
Отвечать он не стал, зараза — подхватил меня на руки, в два прыжка добрался до кромки воды и торжественно уронил меня в воду. Я взвизгнула от неожиданности, а смеялись, кажется, все, включая Итасэ. За последнее, впрочем, не поручусь — вполне может быть, что у меня просто в ухе зазвенело.
Остальные переодевания прошли без эксцессов. Честно признаюсь, хотелось посмотреть на Лао и решить раз и навсегда проблему его гендерной идентификации, но не получилось: разоблачаться он не стал, от подарка вежливо отказался и извлек из своей дорожной сумки укороченные штаны и свободную рубашку из такой же легкой ненамокающей ткани.
— Запасливый и предусмотрительный, — разочарованно вздохнул Тейт, нежась на мелководье в новом травянисто — зеленом наряде.
Мы купались и дурачились до самого вечера. Когда солнце село — развели костры у самой линии прибоя и запекли на углях цветные раковины лууши, комки резковато пахнущих, но очень вкусных водорослей, фрукты и рыбу. Мастер лично заварил шергу по своему рецепту и разлил по красивым прозрачным чашам. Я пила, обжигаясь, неразбавленную, и почти не вспоминала о том, как в первые дни в Лагоне у меня учащался пульс даже от запаха.
Когда трапеза подходила к концу, Ригуми Шаа заговорил, не обращаясь ни к кому конкретно. Он спросил, в чем состоит величайшая ответственность мага.
«Неудачное время для философских бесед», — подумала я, разомлевшая от сытости, сонная от ритмичного шелеста волн. И так казалось не только мне. Айка вообще задремала, на сей раз — в ногах у Кагечи Ро, и он рассеянно гладил ее по волосам. Лао наблюдал из‑под приопущенных ресниц за Итасэ и отвечать не собирался.
В том, что мы делаем, — ответил внезапно Маронг. — Что создаем.
В голове у него крутились мысли о том, как Лиора неудачно съехала с горки, и фоном шло перманентное чувство вины.
— Создаем? — забавно выгнул выщипанную бровь мастер. — Гордые слова. Пожалуй, даже слишком… Создаем ли?
Не знаю, отчего, но я вспомнила ягоду кофе, которая оказалась у меня в руке однажды утром. По спине прокатился холодок.
Та ягода проросла.
Но из ничего не может получиться нечто. Это закон сохранения энергии. Если думаешь, что обошел его, — значит, просто используешь энергию, которую не видишь и не ощущаешь. Как сделка по неведению: купец на дороге встречает незнакомца и получает от него гору золота словно бы ниоткуда, а затем выясняет, что за богатство должен отдать свою нерожденную дочь. Так и с псионикой: ты совершаешь некое сверхчеловеческое действие, но расплачиваешься чем‑то. Пока это что‑то не научились измерять и условно окрестили психической энергией. Слово не прижилось в обиходе, но, тем не менее, любой псионик знал, что у него есть предел не только по ступеням, но и по ресурсам.
А что с магами?
— Шаа — кан, — осторожно позвала я, приподнимаясь на локтях. Тейт, потревоженный, недовольно встряхнул головой, сползая с моего плеча. — Можно задать вопрос?
— Попробуй, — сузил глаза мастер.
— Настоящие вещи, которые воплощаются из ничто… откуда они приходят?
Ригуми Шаа сомкнул ресницы и слегка отклонился. В тени его лицо выглядело более юным, почти мальчишеским.
— Приходят… Да, это более правильное слово, Трикси — кан. Можно ли создать из ничего семя, которое прорастет, окрепнет и даст плоды? Мастер Аринга считала, что да. Но ее твари оставались бездушными айрами, а деревья не цвели. Там, за гранью, — голос его стал тише, — обретается то, у чего нет ни имени, ни формы. Но есть огромное желание существовать. И я всегда думаю… Создаю ли я нечто новое? Или приглашаю что‑то явиться в этот мир и обрести форму?
Я не нашлась, что ответить. А Итасэ вдруг дернул плечом и отвернулся.
— Пустой вопрос, Шаа — кан. Никто и никогда не даст верный ответ. Никто не знает наверняка.
— Наверняка — нет, — согласился мастер, по — прежнему не размыкая век. — Но если ответить хотя бы для себя, кое‑что изменится. Сегодня красивые звезды и спокойный океан, — добавил он мягко. — Сон будет добрым.
Ригуми Шаа ошибся.
Через несколько часов после полуночи меня разбудила боль — сильная, тягучая… не моя.
— Что? — встрепенулся рыжий, как только я сжалась в комок, стиснув зубы. — Тебе плохо?
Голова спросонья работала скверно, отделить свои ощущения от чужих получилось с третьей попытки, не меньше. Я сделала купол более рассеянным, не уменьшая радиус…
— Там… в океане. Девушка умирает. — Горло у меня точно удавкой перехватило. — Тейт, что делать?
Он не размышлял ни секунды.