Моя семья, мой друг, мой брат (СИ)

Поддавшись неясному наитию, Глеб распахнул окно и долго-долго курил, вглядываясь в дрожащие за дождевыми струями огни уличных фонарей.

***

Если бы Глеб Олегович Поддубный догадался посмотреть вниз, в тёмный колодец двора, он бы увидел неясный силуэт стоящего под козырьком углового подъезда человека. Но вряд ли с высоты десятого этажа Глеб узнал бы Лёню. Поэтому тот не боялся, что его вычислят. А просто стоял и смотрел на огонёк сигареты в распахнутом окне квартиры Поддубного. До тех пор, пока этот неяркий красноватый огонёк не погас.

========== Маша ==========

– Ешь, пожалуйста.

– Ем. Спасибо, вкусно. Какой ресторан готовил?

– Маша, какая разница, хороший ресторан. Тебе нужна печень, вот и ешь печень.

– А ты сам где ешь?

– Не волнуйся, с голоду не умираю. И как это я жил до твоего переезда сюда, и чем же питался?

– Не знаю, как жил, но жил плохо. И питался тоже плохо!

– Маша!

– Ты к нам заходи, Саша вкусно готовит.

– Спасибо, я захожу. Может, мне к вам вообще переехать?

– Анюта будет рада. Глеб, там Виталий такие вещи творит! Ошибка на ошибке!

– Я видел, я исправляю. Лежи спокойно и не звони Виталию, он тебя замучает вопросами. Мы справимся. Ты не избавишься от скачков давления, если будешь думать о работе.

- Я не могу не думать.

- Я заметил, и смолчать ты тоже не можешь. Маша, сейчас главное – твой сын!

Глеб перевёл разговор на Машино самочувствие, потом тепло распрощался с ней и ушёл.

– Какой у тебя муж красивый, – раздался голос соседки, которую вчера положили. – И заботливый.

– Это не муж.

– А кто?

– Друг.

Женщина с соседней койки вытаращила глаза и отвернулась, всем своим видом показывая осуждение.

Через пару часов в палату вошёл Саша – в халате и с фонендоскопом на шее.

– Маша, ты поела?

– Поела. Глеб принёс какую-то умопомрачительную печень.

– Хорошо, молодец. Машенька, слушай… Давай попросим его быть крёстным нашему сыну.

– Давай! Ты после дежурства его на ужин пригласи, не забудь. У него дома холодильник пустой.

– Я всегда зову, но он отказывается, его Анютка только может убедить. Маш, знаешь, я ведь ревновал к нему, даже отношения ходил выяснять.

– Глупый ты, Сашка. Ты моё всё, а Глеб – родственная душа.

– Я понял, давно понял, и давно не ревную. К Глебу точно не ревную.

Он тоже ушёл, а Маша осталась одна, под осуждающим взглядом соседки. И предалась воспоминаниям. Потому что разговаривать с ней Маше точно не хотелось.

Машино лицо озарила улыбка. Да, ситуация тогда была аховая, и как она волновалась! Боже, как волновалась!

***

Переезд ей дался тяжело, морально тяжело. Новое место, новый город, новые люди. Порой дружелюбные, а порой не очень.

На работу вышла сразу: сегодня приехала, а утром уже на работу. Даже вещи распаковать времени не было.

Так всё в чемоданах и пролежало, пока свою квартиру не купили.

В лаборатории её появление восприняли настороженно. Уж больно ласково на неё шеф смотрел. Женщины просто возненавидели сразу, а мужчины остались недовольны тем, что Поддубный её поставил руководителем проекта. Слишком молодая и слишком протеже.

Пришлось доказывать своё право занимать эту должность. Ощущение было такое, что она находится между молотом и наковальней. Глеб не был добрым и понимающим начальником. Добрым и понимающим он становился после работы, когда показывал Маше и Анютке город, когда гуляли в парках, когда девочка ездила у него на шее, когда носил её на руках. Вот тогда он становился просто замечательным и искренним другом.

А на работе – только работа.

Она справилась. Она заслужила уважение коллектива. Проект пошёл. С души камень свалился.

Тут квартира подвернулась. В одном доме с Глебом, только подъезд соседний и этаж первый, что делало её значительно дешевле, чем она могла бы стоить.

Приехал Саша. Глеб помог ему с работой. Врача с периферии брать не очень то и хотели, даже если он трудяга, каких поискать.

Жизнь налаживалась, и всё шло так гладко… Но гладко долго не бывает.

В один прекрасный день, вернее утро, Маша убедилась, что беременна. Не к месту и не вовремя, но что есть, то есть.

Больше часа ревела над тестом с двумя полосками, а придя на работу, сразу попросила Диму записать ее на приём к Глебу.

Ждать пришлось недолго. Часа через два, как только шеф вернулся с совещания у ректора, её вызвали к нему.

Она вошла и плотно закрыла за собой дверь. И так и стояла, прижавшись спиной к двери.

А он смотрел на неё и ждал, сидя за столом в кресле.

– Глеб Олегович, всё плохо, – слёзы навернулись на глаза.

– Маша, говорить нужно конкретно, с блокнотом и ручкой.

– Да не по работе… – она махнула рукой. – Но я не виновата! Почти… – последнее слово Маша произнесла тихо-тихо.

– Что-то с Сашей?! С Анюткой?! Сядь, а?

– Нет-нет! Саша ещё не в курсе. Он дежурил и не знает. Я не хотела, честное слово! Оно само!

– Что само? – Поддубного уже разбирало любопытство.

– Ладно, скажу… Тяни не тяни – результат один. Я беременна.

– Поздравляю! Всё?

– Всё… И ты не будешь мне рассказывать о безответственности?! О том, что думать надо было? О том, что проект начат, а я тут? Что всего этого не будет?

– Ты хочешь ребёнка?

– Да!