Там она прожила со всем своим штатом (приехавшим для свидания с нею из Нью-Йорка мистером Джеджем, со своим секретарем мистером Бертрамом Китлей, с брамином Могини Чаттерджи и слугою-индусом) три недели, о которых ее милые хозяева и все находившиеся с нею теперь, после смерти Елены Петровны Блаватской, вспоминают с величайшим благоговением[45]
.Отдохнув на вилле Гонзаг, Елена Петровна вернулась в Париж как раз вовремя, чтобы принять меня и тетку, которым была невыразимо рада. Все шесть недель, что мы у нее гостили, она старалась отделаться от своих многочисленных преследователей-посетителей, но это ей плохо удавалось.
В то время ни в Германии, ни во Франции еще совсем не было правильно организованных ветвей Теософского общества. В Париже, где и ныне-то не существует собственное Общество, следующее неукоснительно теориям Блаватской, а лишь несколько враждующих между собой ветвей, несогласие которых приводит в отчаяние строгих членов его в Англии и Америке, тогда почти совсем не было теософистов. Было очень много праздно любопытствовавших иностранцев – по большей части русских парижан; были и французские охотники до новинок, а между ними попадались, разумеется, и серьезные люди, ученые профессора и доктора разных наук. Из них самым выдающимся посетителем Е. П. Блаватской был астроном и талантливый писатель Камилл Фламмарион[46]
. Он просиживал часто целые утра один на один с Еленой Петровной, а иногда являлся с женой и упрашивал Блаватскую ехать к ним, провести у них день.Бывало множество так называемых «оккультистов» – ясновидящих, магнетизеров, чтецов мыслей. Полковник Олькотт, когда возвращался из Лондона и постоянных разъездов, целые дни проводил с ними в беседах и сеансах, так как сам он сильный магнетизер, известный многими замечательными исцелениями. Он также лечил и романиста Всеволода Соловьева, который дивился его силе. Но еще более и восторженнее дивился «феноменам» Е. П. Блаватской: звуковым, которые всем были слышны, и световым, которые он один постоянно вокруг нее видел. Г-н Соловьев, столь круто изменивший впоследствии свои мнения о теософизме и свои взгляды на его провозвестницу, в то время был ярым поклонником того и другого, предрекая ей великую славу. Все это явствует из писем г. Соловьева к Елене Петровне Блаватской и ко мне. Он не только ждал великих благ от покровительства всесильных «учителей», или Махатм – патронов Теософического общества, но даже состоял в общении с ними: получал письма Радж-Йога Кут-Хуми и видел самого Радж-Йога Морию в его астральном теле… Он, впрочем, видел раз и саму Е. П. Блаватскую у себя в комнате, в Париже, в то время, когда она была в Индии. Он нам рассказывал об этом явлении чрезвычайно интересно в письме от 22-го декабря 1884 г. Но надо думать, что он увлекался… Такие излишества людей несдержанных или же лицемерных, преувеличивавших оккультические дары Блаватской, – в силу ли особой преданности ей или по расчетам, в ожидании особых благ от ее дружбы, – ей только вредили. Но тем не менее всем было очевидно удивительное развитие ее психических свойств: ее ясновидение, чтение мыслей, иногда видения того, что творилось за тридевять земель от нее. Такого рода феномены духа беспрестанно проявлялись ею гораздо чаще еще, чем проявления ее звуковых феноменов или демонстрации животного электричества.
Последним термином назывались явления, подобные нижеследующему.
Прикажет, бывало, Блаватская многим присутствующим сложить руки на руки, горкой. Сама же рукой только махнет по воздуху над этой грудой рук, и все отскочат в стороны с криком, всем казалось, будто она пронзала ладони стрелой или же насквозь пригвоздила их к столу. Точно такое же болезненное ощущение она по воле могла производить, замахиваясь над каким бы то ни было органом человеческого тела.
Один старик, магнетизер Эветт, друг и ученик волшебника и мага барона Дюпоте, говорил, что при «зложелании» таким электромагнетическим ударом можно убить.
Такие «натуральные» феномены, как чтение закрытых писем, или же более удивительные происшествия с перемещением портретов Радж-Йога Мории и самой Елены Петровны в закрытом медальоне, с которого присутствовавшие не спускали глаз, были много раз описаны в русских и иностранных газетах и журналах. Один особенно, засвидетельствованный многими очевидцами, а именно прочтение Блаватской психометрически закрытого письма Е. А. Витте к сестре ее Н. А. Фадеевой и перенесение в него отпечатка теософической звезды, нарисованной красным карандашом на отдельном кусочке бумаги, очень красноречиво описан г. Соловьевым в журнале «Ребус» (1-го июля 1884 г.) под заглавием «Интересный феномен».
Как и многие другие в то время, г. Соловьев добивался и жаждал «феноменов», как манны небесной… В Париже Блаватская не имела покоя от его просьб научить производить такие же, как она, электрические, звуковые и прочие проявления. А когда она уехала в конце июня в Лондон, то он ее осаждал и там письмами. И не он один! Она пишет тетке своей, например, от 7-го июля: